Старинная фотография запечатлела двух улыбающихся детей - мальчика лет семи и девочку чуть постарше. Рядом с ними на деревянной скамейке возле дома сидит и рассказывает детям видимо что-то увлекательное и смешное Лев Николаевич Толстой. Подпись под фотографией подтверждает это: Толстой рассказывает внукам сказку об огурцах. Снимок сделан в 1909 году в подмосковном местечке Крёкшино. 

 

Девочка на снимке - одна из любимых внучек писателя - Сонечка, та самая, для которой Толстой незадолго до этого написал трогательную молитву. Текст молитвы умещался на детской ладошке, но необычайным образом повлиял на характер и судьбу той, для которой был предназначен. 

Буду же всеми силами учиться этому». 

 

В год, когда была сделана фотография и написана эта молитва Сонечке Толстой было всего девять лет. 

 

А вот другая фотография, сделанная в Москве спустя 16 лег, в 1925 году. Девочка Соня стала обаятельной женщиной. Рядом с ней на снимке, в кругу родных и друзей поэт Сергей Александрович Есенин, ее муж. Внучка великого русского писателя, по рождению графиня Софья Андреевна Толстая, стала другом и спутницей жизни великого русского крестьянского поэта.

 

 

Л.Н. Толстой рассказывает внукам сказку об огурце 

 

Неизвестно встретились бы они, если бы не октябрь 1917 года, сломавший вековые устои русской жизни, перевернувший миллионы человеческих судеб, романтический и трагический для великой страны, воспетый и проклятый лучшими людьми России, расколовшимися на «красных» и «белых». 

 

А они - графиня и крестьянский сын соединили свои судьбы. Пусть не надолго, пусть на считанные месяцы. Но главное - они были вместе и были счастливы, по крайней мере, на фотографии они выглядели такими... Счастье это было для Софьи Андреевны трудным, мучительно трудным, а потому, наверное, особенно счастливым. Всю меру своего счастья и своего горя она не раскрывала никогда и никому, разве что матери, да и то вполголоса: «… Я встретила Сергея. И я поняла, что это большое и роковое. Как любовник он мне совсем не был нужен. Я просто полюбила его всего. Остальное пришло потом. Я знала, что иду на крест, и шла сознательно, потому, что ничего в жизни не было жаль. Я хотела жить только для него. Я себя всю отдала ему. Я совсем оглохла и ослепла, и есть только он один. Теперь я ему больше не нужна, и у меня ничего не остается.

 

 

С.А. Есенин среди родных и друзей. 

В.Ф Наседкин, А.М. Сахаров, Е.А. Есенина, С.А. Есенин, С.А. Толстая-Есенина. 

Москва. Октябрь 1925 года 

 

Если вы любите меня, …то я прошу вас ни в мыслях, ни в словах никогда Сергея не осуждать и ни в чем не винить. Что из того, что он пил и пьяным мучил меня. Он любил меня, и его любовь все покрывает. И я была счастлива, безумно счастлива… Благодарю его за все, и все ему прощаю. И он дал мне счастье любить его. А носить в себе такую любовь, какую он, душа его, родили во мне – это бесконечное счастье». 

(Из письма матери. 19 декабря 1925 г.). 

 

Поразительные строки! В любви к Есенину Софья Толстая достигла вершины человеческого духа. Если бы ей было суждено умереть вместо него, она сделала бы это без малейшего колебания. Написанная великим дедом молитва стала для нее роковой. 

 

Судьбу Сергея Есенина нельзя представить судьбой обычного, заурядного человека. Десятки и сотни людей встречались на его короткой и тернистой жизненной дороге. Одних манила к себе его литературная слава, призрачное желание искупаться в ее лучах. Другие, видя в Есенине истинный талант, стремились сберечь его для людей, для русской культуры, оградить великого поэта от ненужных жизненных наносов. Есенину всегда хватало явных и скрытых недругов. Истинных друзей было мало. К числу этих немногих относилась и Софья Андреевна Толстая-Есенина. 

 

Детство ее, хотя и прошло вблизи великого деда, не было светлым и безоблачным. Нелегко жилось ей и в юные годы. Отец Софьи Андреевны, Андрей Львович Толстой (1877-1916), шестой сын писателя, был по природе человеком легкомысленным и по жизни неудачником, имел к тому же, по свидетельству его собственной матери, «гадкий характер». Он часто влюблялся, сходился и расходился с женщинами, метался по жизни. До женитьбы на Ольге Константиновне Дитерихс (1872-1951), родившей ему дочь Софью и сына Илью, Андрей Львович имел связь с грузинской княжной Гуриели. Числился ее женихом. Повстречав в Ясной Поляне в июле 1898 года Ольгу Константиновну, свояченицу друга отца В.Г. Черткова, мгновенно забыл об обязательствах перед княжной. Ольга Константиновна была на пять лет старше Андрея Львовича. На его настойчивые ухаживания она долго отвечала отказом. Наконец, сжалилась, и горько жалела потом об этом. После свадьбы Андрей Львович ревновал свою жену без всякого повода, постоянно унижал ее, устраивал истерики. Вскоре после рождения в 1903 году сына, ушел из семьи, увлекшись супругой тульского губернатора, чиновником по особым поручениям при котором он служил. Губернаторша, мать шестерых детей, ответила взаимностью и в 1907 году они поженились. Семейная драма болезненно отразилась на детях, которых согревало лишь тепло яснополянского дедовского дома и участие семьи Чертковых. 

 

Годы юности Софья Андреевна провела в Москве, где училась в частной гимназии А.С. Алферовой. Это были годы войны и революции. Окончив в 1918 году гимназию, начала сама зарабатывать на жизнь. Пошла служить в контору правления общества потребителей «Кооператив». В 1921 году вышла замуж за С.М. Сухотина, пасынка своей тетки Татьяны Львовны Сухотиной-Толстой, гвардейского офицера, принимавшего участие в убийстве Григория Распутина. Но супружеская жизнь длилась недолго. Слишком разными оказались они людьми. 

 

Есенина Софья Андреевна впервые увидела в августе 1921 года. Но близкое знакомство состоялось гораздо позднее, в марте 1925 года. Произошло оно на литературной вечеринке в доме давней приятельницы и поклонницы поэта журналистки Галины Бениславской. Подобные вечеринки сегодня называют не совсем приличным словом «тусовка». Тогда же вечеринки проходили совсем по-другому. Таланты и поклонники собирались не для того, чтобы блеснуть нарядами, отведать изысканной кухни, вдоволь посплетничать, а для того, чтобы всерьез поговорить о литературе и искусстве, поделиться с друзьями творческими находками, мыслями, чувствами. 

 

Подробности вечеринки в доме Бениславской мне не известны. Известно лишь одно: Есенин и Толстая в тот вечер нашли друг друга. 

 

Впрочем, эта встреча могла состояться гораздо раньше. Например, в конце 1918 года. Именно в те дни Есенин приезжал в Тулу, от которой рукой подать до родового имения Толстых - Ясная Поляна. Но об этом позднее. 

 

В момент их знакомства Толстая, как и Есенин, жила в Москве. В отличие от есенинского окружения она не была человеком богемы, а работала на износ, отдавая все свободное время сбору и систематизации материалов о своем великом деде, пропаганде его наследия. Она поддерживала тесные дружеские и деловые отношения со многими московскими писателями, поэтами, драматургами, была необычайно деятельной, мужественно переносила невзгоды и превратности судьбы. Как она относилась к революции, ее бесчинствам? Думаю, что с известным чувством вины за своего великого деда. Беспощадная и многолетняя толстовская критика царского режима, его протесты против «сытой жизни» вылились в площадной солдатский мат, разгром дворянских усадеб, а непротивление злу насилием в расстрелы ни в чем неповинных людей, пролетарскую диктатуру, не менее кровавую, чем любой режим личной власти. 

 

Но надо было жить, работать, надо было заполнять опустошенное революцией культурное пространство, внушать новым хозяевам страны, что Лев Толстой - это на все времена. Примерно также воспринимала она и Есенина, его творчество, разглядев в авторе «Стихов скандалиста» огромнейший литературный талант. И еще она разглядела его чистую и светлую душу, слабую, незащищенную от мерзостей окружающей жизни. 

 

Люди, близко знавшие Софью Андреевну Толстую-Есенину, отмечали, что она многое унаследовала от своего великого деда. «В облике этой женщины, - писал Юрий Лебединский, - в окружности ее лица и проницательно-умном взгляде небольших, очень толстовских глаз, в медлительных манерах сказывалась кровь Льва Николаевича. В ее немногословных речах чувствовался ум, образованность...» 

 

Нельзя сказать, что встреча с Софьей Андреевной Толстой заворожила влюбчивою поэта, за плечами которого было несколько покинутых семей, росшие без отца малолетние дети. Но на какое-то время ему показалось, что ничего подобного в его жизни еще не было. Она поразила его искренностью чувств, чистотой, наивностью. Сошлемся на свидетельство писателя Н.Н. Никитина: «...Встреча с замечательным человеком С.А. Толстой была для Есенина не «проходящим» явлением... Вообще это последнее сближение было иным, чем более ранние связи, включая и его роман с Айседорой Дункан. Однажды он сказал мне: 

 

Правда это или досужий вымысел - пусть останется на совести писателя. Хотелось бы верить, что это правда. 

 

После нескольких встреч, в июне 1925 года Есенин и Толстая решают пожениться. Поэт переезжает в ее квартиру в Троицком переулке, на Остоженке. В небольшой комнате, которую Софья Андреевна приготовила для Есенина, все дышало спокойствием и уютом, располагало для литературного труда. Друзьям было непривычно видеть его в такой обстановке. Да и сам Есенин, не избалованный тишиной и домашним уютом, чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Софья Андреевна оформляла затянувшийся развод с Сухотиным. Есенин колебался в выборе. «С новой семьей вряд ли что получится...», - писал он в те дни своему другу, писателю и журналисту Н.К. Вержбицкому. И, объясняя причину своих сомнений, продолжал: «... слишком все здесь заполнено «великим старцем», его так много везде, и на столах, и в столах, и на стенах, кажется даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня». 

 

Слава Богу, что вскоре Есенин и Толстая уезжают на Кавказ, в полюбившийся поэту Баку. Здесь «удушье» проходит. Они живут на даче редактора газеты «Бакинский рабочий» Петра Ивановича Чагина в Мардакянах, в 50 верстах от Баку. Окно их спальни выходило в сад. На рассвете сладкая тишина южной ночи сменялась «морем голосов воробьиных». Эти голоса, вспоминала Софья Андреевна, вдохновляли Есенина на создание проникновенных лирических строк. 

 

Это было написано тогда, на даче в Мардакянах. Они играли в крокет, читали книжки, ходили в кино, часами бродили под ослепительным кавказским солнцем, любуясь роскошными садами, стройными тополями и кипарисами. 

 

13 августа 1925 года Софья Андреевна ездила по делам в Баку. Оттуда написала письмо матери, Ольге Константиновне. «…Ты хочешь знать, как я живу, и подробно, хорошо. Правда? Дорогая, мне очень хорошо. A nest pas le mot «хорошо». Все совсем особенно. Я тебе обещала правду писать – так вот правда – мне трудно, иногда очень. Но у меня нет того ужаса и отчаяния, какое было во всех нас в Москве, когда мы уезжали, и каким я сама невольно заражалась от вас. О Москве вспоминаем, как о кошмаре. И мне кажется, что мы там совсем друг друга не любили и были ужасно несчастны. Это по сравнению с тем, как теперь. Знаю, что ты больше всего хочешь знать о том, пьет ли Сергей. В сто раз меньше, чем в Москве. Там выделялись дни, когда он не пил, здесь выделяются дни, когда он пьет. Я не могу ничего обещать тебе и не могу ни во что верить сама. Знаю, вижу только, что он старается, и у меня впереди не мрак и ужас, а какие-то зори. Ошибка или нет – не знаю, но я говорю то, что вижу сейчас. 

Ты скажешь, что я влюбленная дура, но я говорю, положа руку на сердце, что не встречала я в жизни такой мягкости, кротости и доброты. Мне иногда плакать хочется, когда я смотрю на него. Ведь он совсем ребенок, наивный и трогательный. И поэтому, когда он после грехопадения – пьянства кладет голову мне на руки и говорит, что он без меня погибнет, то я даже сердиться не могу, а глажу его больную головку и плачу, плачу». 

 

На Кавказе Есенин был как всегда необычайно общителен. Охотно выступал со своими стихами перед бакинскими рабочими, которые поправляли здоровье в расположенных неподалеку от дачи Чагина домах отдыха, отсылал в редакцию «Бакраба» («Бакинского рабочего») для публикации свои новые стихи, встречался с давними знакомыми – членами местного литературного кружка, договаривался о выпуске нового издания стихотворного сборника «Персидские мотивы». 

 

Мардакянские недели были для Есенина временем морального подъема и душевного благополучия. Любовь и забота о нем Софьи Андреевны благодатно сказывались на его художественном творчестве. В это время поэт, по ее словам, «много и хорошо писал». Рождались новые смелые творческие замыслы, вынашивались планы издания собственного журнала. Надо было срочно готовить для «Госиздата» книгу стихов «Рябиновый костер», а вслед за ней – трехтомное «Собрание стихотворений». Договоры по этому поводу были подписаны. «Госиздат» ждал рукописи. 

 

Вернувшись в начале сентября в Москву, Есенин усиленно работает над подготовкой трехтомника, первого в его жизни. По этому случаю было немало радостных хлопот. И всякий раз, в любом деле, связанном с подготовкой рукописи к печати, Софья Андреевна оказывала Есенину неоценимую и бескорыстную помощь. Она по несколько раз переписывала стихи, отобранные для издания, ворошила в Румянцевском музее подшивки старых газет и журналов, где когда-то были опубликованы есенинские строки. 

 

Забегая вперед хочу отметить, что собрание сочинений Есенина со вступительными статьями А.К. Воронского и И.В. Евдокимова было выпущено «Госиздатом» в 1926-1927 годах не в трех, а в четырех томах. (К сожалению, оно стало посмертным). Три тома составила лирика. Четвертый – письма поэта. 

 

Я беру со своей книжной полки эти книги и отчетливо представляю атмосферу тех дней, когда готовилась рукопись издания, вижу живого Есенина, Софью Андреевну рядом с ним. Как похожа была она в те дни на свою великолепную бабку, Софью Андреевну-старшую, долгая жизнь которой с Толстым была подвигом бескорыстной любви и самоотречения!