Архимандрит Киприан (в миру - Константин Эдуардович Керн) - православный священнослужитель, ученый-богослов, церковный историк. Представляет большое явление в европейской науке прошедшего столетия, довольно своеобразное, не имеющее полноценных аналогий как подлинно выдающаяся личность. Почти вся его сознательная жизнь прошла в Сербии и во Франции, в атмосфере русского зарубежья. Биографические сведения о нем рассыпаны по страницам русской эмиграционной периодической печати, в воспоминаниях современников.

Константин Керн родился 11 (23) мая 1899 года в Туле. Его отец, специалист по прикладной ботание, Эдуард Эдуардович имел свой дом на нынешней улице Пушкинской и был знаком с писателем Л.Н. Толстым. После его назначения директором Императорского лесного института в Санкт-Петербурге семья переехала в российскую столицу.

Среднее образование будущий ученый получил в Императорском Александровском лицее (гимназические классы). После его закрытия Временным правительством поступил на юридический факультет Московского университета, но закончить свои занятия по юриспруденции юноше пришлось уже в Белградском университете в 1921 году. В том же высшем учебном заведении К.Э. Керн окончил еще и богословский факультет и далее был определен в семинарию в городе Битоле (Македония), где, являясь помощником инспектора, вел занятия по литургике, апологетике и греческому языку.

Уже вскоре, 20 апреля 1927 года, К.Э. Керн был пострижен в монашество с именем Киприана и в том же году рукоположен в сан диакона и священника. В следующем 1928 году возведен в сан архимандрита и назначен начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Однако в 1931 году он возвращается в Битолу и снова преподает в семинарии.

На первый взгляд, пребывание о. Киприана в Святой Земле не оставило никаких следов. В действительности же ученый-архимандрит не тратил зря время, работал с материалами Духовной миссии, результатом чего явилась книга «О. Антонин Капустин, архимандрит и начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме (1817-1894гг.)», напечатанная в Белграде в 1934 году.

Это основательная монография о выдающемся начальнике духовной миссии, одном из лучших в XIX веке знатоков и исследователей греческого средневековья, страстном собирателе греческих и славянских рукописей. Она дает немало нового в отношении материала и оценок. Автор книги позже еще откликнулся статьей на 60-летие со дня смерти о. Антонина Капустина, где, в частности, писал: «Значение его в истории русского просвещения, русской церковной созидательной работы бесспорно. В сокровищницу русской византологической науки внес он много. Для русского паломнического дела сделал столько, сколько потом не сделал никто. Ознакомил он русских с Востоком прекрасно и объективно, не скрывая ни от себя, ни от нас теневых сторон восточного быта, но ценя в нем то, что было нами забыто, испорчено и не понято. Плодом русской среды он был зрелым и выдающимся... В нем не было ничего от русского «интеллигента», просвещенным он был до мозга костей и в высшей степени утонченным. В нем не было и не могло быть ничего от интеллигентского резонерства, бунтарства, нигилизма. Верноподданный своего государя, любивший его и Русское царство безраздельно, верный сан своей Церкви послушный ее заветам, хранитель ее быта и преданий; чистый инок, добрый пастырь, образованный ученый, хороший администратор, хозяин, архитектор (семейная капустинская черта - любовь к храмоздательству), поэт в душе и художник, астроном, археолог, прекрасный классик». 

Еще несколько раньше в Белграде вышла книга архимандрита Киприана «Крины Молитвенные. Сборник статей по литургическому богословию», положившая начало многолетним исследованиям по православной литургике, нашедшим отражение в циклах лекций. Последние частично вошли впоследствии в книгу «Евхаристия», изданную в Париже в 1947 году, и в выпущенную там же в 1964-м книгу «Литургика (гимнография и эортология)».

Между тем, в 1936 году о. Киприан избран преподавателем Православного богословского института в Париже на кафедру пастырского богословия и греческого языка, а со следующего 1937 г. ему поручено преподавание и литургики. Основатель института митрополит Евлогий (Георгиевский), характеризуя его профессорский состав, отметил: «Архимандрит Киприан (Керн) - пастырское богословие. Очень образованный, культурный человек, строгий монах».

И здесь же надо привести иной отзыв, принадлежавший занимавшемуся в 1950-е годы в институте из вестному греческому ученому А.-Э. Н. Тахиаосу: «В Св. Сергии были явными патрологические интересы... особенно благодаря пребыванию там о. Георгия Флоровского (1893-1979), открывшего новые пути понимания святоотеческой мысли. О. Керн являлся истинным продолжателем этой традиции. Изучая духовных предшественников св. Григория Паламы, о. Керн не делал по сути ничего другого, но лишь подчеркивал те моменты неразрывной традиции, которые существовали во взглядах и богословском опыте греческих отцов Востока. Обращение греческих богословов 50-х годов к изучению византийской мистической теологии, несомненно, имело своим началом работу русского богословия в этом направлении. Фундаментальные и основополагающие исследования о. Керна и Ивана Феофилактовича Мейендорфа (1926-1992) о св. Георгии Паламе, а также работы Владимира Николаевича Лосского (1903-1958) и архиепископа Василия Кривошеина, о которых нельзя забывать в этой связи, открывали поистине новую эпоху, возводя основы патриотических штудий на более высокий теологический уровень».

На кафедру патрологии архимандрит Киприан был избран в 1942 году и занимал ее до конца своей жизни.

В 1945 году ему была присуждена ученая степень доктора церковных наук после защиты диссертации на тему «Антропология св. Григория Паламы», напечатанную затем в Париже в 1950 г. Автор этого монументального исследования достойно продолжил дело своих отечественных предшественников до революционного периода, а также таких выдающихся современников, как академик Г.А. Острогорский и архиепископ Василий (Кривошеий), расширив диапазон и размах православного «паламоведения». По словам автора, «исследовать богословское учение св. Григория Паламы и дать ему ту оценку, которая ему подобает в истории православной мысли, задача исключи тельно трудная. Он, как и всякая историческая личность, неотделим от всего того, что составляет культурную почву, на которой он вырос и с которой он органически связан. Ошибочно и безнадежно писать историю религии безрелигиозному человеку. Кажущаяся объективность и так называемая научная беспристрастность при безверии исследователя приведут к лженауке, неоплодотворенной внутренним дыханием религиозного чувства. Об истории этого чувства может правдиво говорить и писать только тот, кто сам обладает религиозным опытом».

Лекции о. Киприана по патрологии, читанные в парижском Православном богословском институте увидели свет сравнительно недавно. Они отличаются четким построением и лаконичной формой изложения, местами почти в виде математических формул.

По инициативе архимандрита Киприана и под его руководством с 1953 года при институте были учреждены «Литургические съезды», значение которых трудно переоценить в современной церковной жизни. Актуальность науки об историческом развитии богослужения исследователь объясняет так: «В древней Византии и Москве, когда еще не существовало систематических богословских школ (семинарий и академий), общество, тем не менее, было весьма образовано в смысле богословском, так как получало это свое образование в церкви, где с церковного клироса оно слушало песнопения из святых отцов и аскетических писателей и таким образом получало свое богословское назидание. Более поздняя, систематическая и схоластическая школа вытеснила это, привив науке западный, более рационалистический и схоластический характер. При сокращении богослужения, упразднении поучи тельных, так называемых «уставных чтений», а, главное, при безвкусном и безграмотном совершении богослужения, оно потеряло для общества свой назидательный характер и постепенно в его сознании стало только «обрядами», то есть бессодержательными внешними действиями».

Кроме того, о. Киприан до своей смерти, последовавшей 11 февраля 1960 года, был настоятелем церкви святых Константина и Елены в Кламаре, возле Парижа, и, согласно его желанию, на Кламарском кладбище погребен.

К своей пастырской деятельности, как и ко всему, что делал в своей жизни, ученый-аскет относился с полной самоотдачей. Косвенным напоминанием об этом остается вышедшая в издании парижского журнала «Вечное» в 1957 г. книга «Православное Пастырское Служение». Статьи по патрологии, литургике и пастырскому богословию рассеяны в периодической печати.

Особо надо отметить составленный архимандритом Киприаном библиографический указатель русских переводов святоотеческой литературы.

Сохранились свидетельства об архимандрите Киприане близко его знавших современников, в виде кратких воспоминаний, напечатанных вскоре после его кончины. Так, по замечанию протоиерея Александра Шмемана, «он принадлежал к тому поколению, которое оставило Россию слишком молодым, чтобы просто, хотя бы в трудных условиях, продолжать начатое дело в эмиграции, но и недостаточно молодым, чтобы приспособиться к Западу, почувствовать себя в нем дома... Сколько бы он ни говорил о своем западничестве или же византийстве, домом его была Россия...»

В. Вейдле отмечает: «Гибкости, уступчивости, сговорчивости в характере его не было. На компромиссы он не шел ни с совестью, ни с людьми. В жизненном обиходе готов был довольствоваться малым, но в области духовной и моральной ничего половинчатого не терпел».

По словам писателя Бориса Зайцева, «в жизни он был настроен почти всегда горестно. В общежитии иногда не легок, иногда восхитителен. К общественной деятельности совсем не приспособлен». Но тот же В. Вейдле об о. Киприане говорит и другое: «Как хорош он был в церкви, когда служил, как хорош был вообще - высок, строен, красив, всем своим существом благообразен. Глубокое это греческо-русское слово, не отделя ющее добро от красоты, точно создано было для него; вся боль его о мире и о людях могла бы вы сказаться повторением того, что говорит старец Макар Иванович в «Подростке» Достоевского «благообразия не имеют». И не было в этом у него никакой легко принимаемой, подражанием внушенной позы. Не одеянием это было. В этом был он сам, его вера, его любовь».

Бывший студент богословского института о. Александр Шмеман также вспоминал: «Отец Киприан был замечательным учителем. Здесь был его настоящий дар, настоящее призвание, которое в силу различных и сложных обстоятельств ему не удалось раскрыть и воплотить в полной мере. Школа, во всех ее проявлениях, была его родной и органической стихией... Преподавая, о. Киприан священнодействовал. Вряд ли забудем мы его таким, каким он выходил на лекцию из профессорского домика: всегда в «полной форме» - в клобуке, рясе, кресте; каким всходил на кафедру - торжественным, подтянутым; каким сидел на ней, никогда, ни разу, не сняв клобука, не «распустившись», не меняя позы... Он был замечательным лектором. И особенность его лекций была в том, что он заражал слушателей своей любовью к тому, что он читал. Лекции других профессоров могли быть содержательнее, интереснее в смысле проблематики, значительнее по теме. Но никто, как о. Киприан, не умел вдохновить, увлечь на путь не только умственного постижения, но и любви. На молодые души он действовал неотразимо: особенно своим чтением по Литургике. Для многих и многих бо гослужение стало реальностью, насущной и же ланной, благодаря ему. Его лекция всегда была проповедью, чем она по существу и должна быть. Он звал, убедительно и убежденно, не только «понять» - но и войти в ту действительность, о которой свидетельствовал».

Сам о. Киприан, будучи истинным монахом, стал таковым вследствие глубокого убеждения, что показывает одна из его работ, где кратко намечено церковное учение об Ангелах, которые «суть зеркала, вторичные светы, передающие низшим духовным существам этот Божественный Свет». По словам автора, иночество должно, «продолжая золотую цепь, соединяющую его с миром ангельским на не бесах, изливать миру тленному и падшему на земле это сияние святости, любви и мудрости».

По материалам Тульского краеведческого альманаха