Первая часть

Англоман и деспот

Из Лондона Николай Иванович вернулся в конце 1822 года, «вывез из Англии с собой и в себе многие тамошние обычаи, вкусы, повадки», отмечал П.А. Вяземский. По возвращении в Россию Кривцов женился на Екатерине Федоровне Вадковской.

Как вспоминал Б.Н. Чичерин, «этот роман продолжался несколько лет. Как видно из дневника Николая Ивановича, страсть возгорелась в нем еще до поездки в Англию и, наконец, увенчалась успехом. Карамзин и его жена были у него посаженными отцом и матерью на свадьбе».

Вадковская была внучкой графа И.Г. Чернышева, бывшего морского министра, принадлежала к высшему петербургскому кругу. Кривцов, породнившись со знатным семейством, «начал хлопотать о губернаторском месте». Граф Кочубей, министр внутренних дел, предложил ему должность таврического губернатора, но Кривцов отказался. А вскоре после настоятельного ходатайства Карамзина Александр I назначил Кривцова губернатором в Тулу, где как раз неожиданно открылась вакансия (губернатор Васильев сошел с ума, - И.П.). Указ о назначении Кривцова был подписан 5 апреля 1823 года с пожалованием чина статского советника.

Николай Иванович приехал в Тулу в июне 1823 года. «Кривцов поехал третьего дня за благословением в Рязань», - писал 31 мая 1823 года князь Вяземский А.И. Тургеневу, сообщая о поездке Кривцова к генерал-губернатору Балашову, который выбрал столицей округа Рязань.

Как и все новые губернаторы, вступая в должность, Кривцов начал знакомиться с делами. И как многие его предшественники, сделал неутешительные выводы. «Губерния, по тогдашнему обычаю, была распушена, - вспоминал о губернаторской службе Кривцова тамбовский помещик Я.И. Сабуров, сосед Николая Ивановича. - Он завел порядок и правильность, но перессорился с дворянством, и тогда же проявилась в полной мере его строптивость, самовольствие и непреклонность его характера, не постигавшего никакого сопротивления, ни уклонения. Недостатки его энерегетической и сильной природы усиливались необыкновенной раздражительностью, которая вовлекала его иногда в неосторожности и неприятности». 

«Кривцов воюет в Туле», - писал летом 1823 года князь П.А. Вяземский. В декабре 1823 года он несколько дней провел в гостях у Николая Ивановича в Туле и сообщал А.И.Тургеневу: «Кривцов воюет в хвост и голову; делами занимается усердно, почти не выходит из своего кабинета; будет ли успех – Бог знает, но худо то, что он, кажется, не умеет водиться с людьми. По сию пору его сердечно ненавидят; англомания его, поздние обеды, орехи за десертом – все это не переваривается тульскими желудками». 

Как полагал князь Вяземский, именно чуждый, английский уклад, который пытался насадить в Туле Кривцов стал причиной его конфликта с местным дворянством. «Они не могли переваривать поздние обеды его, и у себя дома, и в частных домах, где давались обеды в честь его, туляки мало обращали внимания на то, что он был деятелен, правосуден, само собой разумеется, и бескорыстен: к небрежности в делах они пригляделись; к взяткам они, по прежним порядкам, успели попривыкнуть. Все это дело житейское и обыкновенное; но обедать в шестом часу, но смотреть, как губернатор в конце обеда прохлаждается изюмом, орехами и медленно запивает их рюмкой портвейна, вот уже чего никак не могла спокойно вынести их домашняя и гражданская натура».  

М.О.Гершензон, биограф декабриста С.И. Кривцова, брата Николая Ивановича, опираясь на дневники, письма и воспоминания современников, видел иные корни неприятия губернатора со стороны тульского дворянства. «В натуре Кривцова было что-то нестерпимо-обидное для людей. Именно оскорбительное было само отношение к жизни, этот беспощадный деспотизм, с которым он стремился все живое подчинить своему идеалу геометрической правильности. Секрет власти заключается в том, чтобы в каждую минуту находить золотую середину. Первое условие – уметь чувствовать чужую волю, второе – уметь бережно обходится с нею, т.е. обладать талантом самообуздания. Кривцов был совершенно заперт для мира. Движение собственной воли он ощущал необычайно сильно, возникшее желание овладевало им безудержно – он д о л ж е н был его осуществить. Конечно, не за англоманию ненавидели Кривцова и здесь, и потом в Воронеже, и в Нижнем. Когда бы не эта фатальная ненависть, которою он всюду насыщал воздух вокруг себя, грех, случившийся с ним в Туле, как и позднейшие его грехи, вероятно, сошли бы ему с рук. Ему ничего не прощали, потому что он весь был оскорбление».

Губернатор «Палкин»

Скандал разразился в конце августа 1823 года, за несколько дней до визита Александра I в Тулу (Император дважды бывал в Туле: 1 сентября 1816 года и 2 сентября 1823 года. Во время второго визита осмотрел Александровское дворянское училище и Тульский оружейный завод, - И.П.). Как и в прежние годы, к приезду императора усиленно готовились, в том числе на каждой почтовой станции стояли наготове свежие лошади «первого класса».

«Тульский губернатор Кривцов, приехав на почтовую станцию, требовал от почтового смотрителя лошадей № 1, приготовленных под экипаж Государя; смотритель все-таки запряг лошадей № 2. Губернатор приказал ямщику бить за это смотрителя станции палками, что и было исполнено», - свидетельствует журнал Комитета министров, где в конце 1823 года разбиралось «необыкновенное происшествие» с участием просвещенного губернатора.

Предварительное следствие по этому делу проводил генерал-губернатор Балашов. Дознание подтвердило факт избиения станционного смотрителя Никольского. Сам потерпевший считал произошедшее «недоразумением от поспешности губернатора единственно по усердию его к службе, из желания осмотреть все станции и дороги, и просил дальше следствия не производить». Губернатор Кривцов своей вины не признал, считал свои действия правильными и заявил Балашову, что «со своей стороны прощает смотрителя за грубость и не находил причины к дальнейшему обвинению».

Слух о происшествии с Никольским быстро распространился в Москве задолго до следствия и суда. 10 сентября 1823 А.Я. Булгаков, опережая события, писал брату, что Кривцов отставлен. 1 октября 1823 года об этом же П.А. Вяземский сообщал Тургеневу. В ноябре-декабре 1823 года Кривцов пытался через влиятельных друзей в Петербурге «потушить разгоревшееся дело». Он просил Карамзина замолвить за него словечко перед генерал-губернатором Балашовым, которого вызвали в столицу.

В декабре 1823 года министр внутренних дел граф Кочубей на заседании Комитета министров заявил, что «он не знает, была ли грубость со стороны смотрителя, но, во всяком случае, поступок губернатора не соответствует его званию и следовало бы поступить с ним по всей строгости закона, но если смотритель сам прекращает дело, то достаточно сделать губернатору строжайший выговор и «распубликовать» в «Ведомостях».

Комитет согласился с этим, но счел, что «опубликованный губернатор уже не должен быть оставляем в звании губернатора». По этой причине от публикации приговора в газете отказались, оговорив, что сообщат его «почтовому ведомству, чтобы смотритель не лишился своего места». Кроме того, Комитет постановил внушить Кривцову: «1) что он не должен был требовать для себя лошадей, приготовленных под экипаж Государя; 2) что неприличен его отзыв: «он прощает» смотрителя, и, наконец, 3) чтобы впредь он воздержался от подобных поступков».

Решение Комитета министров было принято 4 декабря 1823 года, в начале января его утвердил император, а 26 февраля 1824 года состоялся приказ о переводе Кривцова губернатором в Воронеж. 

Одно из последних распоряжений Н.И. Кривцова на посту тульского губернатора касалось Куликова поля. Как и граф В.Ф. Васильев, Кривцов всемерно поддерживал идею создания памятника в честь победы войска Дмитрия Донского над Мамаем и, как считают сегодня научные сотрудники музея-заповедника «Куликово поле», «стал одним из участников движения за придание Куликову полю статуса мемориала». 6 декабря 1823 года Кривцов приказал уездному землемеру Витовтову «означить на плане Куликова поля, какая часть, какому владельцу принадлежит, и в особенности присовокупить официальное объяснение: сколько какой владелец имеет земли в окружности Красного холма».

В феврале 1824 года, «со всеми домочадцами и со своей английской обстановкой, заклейменный выговором Сената и сопровождаемый злорадными напутствиями тульских дворян», Кривцов уехал в Воронеж. Острый на язык князь Вяземский в письмах к Кривцову тоже прошелся по «палочной» теме. «Твоя палка должна быть у меня в Остафьеве, да и к тому же не жалею о том, что не могу тотчас ее прислать. Ты, пожалуй, кого-нибудь поколотил бы ею, и эти удары пали бы на мою совесть» (11 февраля 1824 года). «Палка твоя в Остафьеве. Да что тебе в палках? Мало что ли катал ты в Туле? Сделай милость, усмирись» (15 мая 1824 года).

В Воронеже Кривцов продержался до 12 сентября 1826 года и после того, как опять «взялся за палку», исколотив советника губернского правления Кандаурова, был переведен губернатором в Нижний Новгород. 3 апреля 1827 года лишился и этой должности.

В феврале 1827 года, не поставив в известность министра МВД, Кривцов отлучился в свое имение Любичи в Кирсановский уезд Тамбовской губернии. Граф Кочубей, узнав об отсутствии губернатора, приказал ему немедленно вернуться в Нижний. Кривцов так спешил, что по дороге выпорол нескольких ямщиков и станционных смотрителей. Началось новое следствие, и 3 апреля 1827 года глава МВД отозвал Кривцова в Петербург, предложив место в Департаменте герольдии.

Николай Иванович не понял причину отставки и написал жалобу императору.

«Нижегородский губернатор Кривцов жаловался Государю, что он не знает, почему он удален от должности; между тем в Комитете разбиралось дело о побоях, нанесенных Кривцовым ямщикам и содержателям почтовых станций за медленную будто езду. Комитет усмотрел в его действиях строптивый и запальчивый характер и крайне предосудительную опрометчивость, нашел неприличным и вредным для пользы службы оставлять его в звании начальника губернии», - гласила запись в журнале Комитета за 22 марта 1827 года.

Жалобу Кривцова Комитет решил оставить «без дальнейшего движения, так как он уже удален от службы». Александр I рассудил иначе: «Но так как он мне жаловался, что не знает, зачем удален от должности, то уведомить его о причине».

Кривцов в итоге отказался от места чиновника в Департаменте герольдии и подал в отставку.

Spleen

«Жаль, что гражданская деятельность его не долее продолжалась, - считал П.А. Вяземский. - Он мог сначала, по неопытности, по малому знакомству с административными русскими порядками, иногда ошибаться и делать легкие промахи; но в нем были все залоги хорошего хозяина губернии. Нет сомнения, что со временем вышел бы из него образцовый губернатор. Он часто говаривал: «Когда сужу себя, бываю собой недоволен; когда себя сравниваю со многими другими, я примиряюсь с собой»».

После своих «губернаторских неудач» Кривцов поселился в Тамбовской губернии в своем имении Любичи: проводил время в заботах об устройстве усадьбы на английский лад, в беседах с друзьями – соседями-помещиками. Он редко бывал в столице, но сохранил теплые отношения с товарищами юности, поддерживал и переписку с А.С. Пушкиным.

10 февраля 1831 года Пушкин прислал ему только что изданный томик «Бориса Годунова» с письмом, полным откровенных размышлений и доверительных признаний.

«Посылаю тебе, милый друг, любимое мое сочинение. Ты некогда баловал первые мои опыты, будь благосклонен и к произведениям более зрелым. Что ты делаешь в своем уединении? Нынешнею осенью был я недалеко от тебя. Мне брюхом захотелось с тобою увидеться и поболтать о старине. Карантины мне помешали. Бог ведает, когда и где Судьба сведет нас опять. Мы не так-то легки на подъем. Ты без ноги, а я женат. Все что ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже много передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невзгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно… Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступаю, как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: оне входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет для меня неожиданностью. 

У меня сегодня spleen. Прерываю письмо свое, чтобы тебе не передать тоски моей. Тебе и своей довольно. Пиши мне на Арбат, в д[ом]. Хитровой. На днях получил я чрез Вяземского твое письмо, писанное в 1824 г. Благодарю, но не отвечаю».

В 1837 году, после трагической гибели поэта, Кривцов способствовал посмертному изданию сочинений А.С. Пушкина, предоставив для публикации адресованное ему послание «Когда сожмешь ты снова руку», и незамедлительно оформил подписку на издание, направив Вяземскому 25 рублей. 

Николай Иванович Кривцов скончался 24 августа 1843 года и был похоронен в усыпальнице в своем тамбовском поместье.

Автор – Ирина Парамонова, специально для сайта «Бренды России. Тула».