Непростые отношения Тургенева и Толстого показали пример того, что дружба и взаимное уважение значительно выше личных ссор и обид.

Был даже период, когда они не общались друг с другом семнадцать лет, и даже готовились стреляться на дуэли. Уж очень они были разные: холеный аристократ Тургенев и «армейский поручик, дикарь», как он сам себя называл, Толстой. При том, что оба восхищались литературными творениями друг друга, к жизни они относились совсем по-разному, о чем постоянно спорили, что и привело, по выражению Тургенева, к «оврагу» в отношениях.

Строки дневника Толстого 1856 года:

«7 февраля. Поссорился с Тургеневым...

10 февраля. Обедал у Тургенева, мы снова сходимся.

12 марта. С Тургеневым я, кажется, окончательно разошелся.

5 июля. Приехал Тургенев. Он решительно несообразный, холодный и тяжелый человек, и мне жалко его. Я никогда с ним не сойдусь.

28 октября. Прочел... Фауста Тургенева. Прелестно.

10 ноября... Прочел все повести Тургенева. Плохо».

И, наконец, 27 мая 1861 года произошла та самая сцена, чуть было не приведшая к трагическим последствиям. Поскольку случилась она в Степановке – имении А.А. Фета, то достаточно подробно описана в воспоминаниях хозяина имения.

За утренним кофеем речь зашла об английской гувернантке дочери Тургенева. Тот рассказал, что англичанка прививает дочери привычку к благотворительности: дочь теперь чинит одежду бедняков.

– И вы это считаете хорошим? – удивился Толстой.
– Конечно, это очень сближает благотворительницу с насущною нуждою.
– А я считаю, – возразил Толстой, – что разряженная девушка, держащая на коленях грязные и зловонные лохмотья, играет неискреннюю, театральную сцену. Тургенев «с раздувающимися ноздрями» возмутился.
– Я вас прошу этого не говорить!
– Отчего же мне не говорить того, в чем я убежден?
– А если вы будете так говорить, я вам дам в рожу, – произнес Тургенев историческую фразу, дав повод его многочисленным друзьям и недоброжелателям еще долго обсуждать, действительно ли он сказал все именно так, как было записано очевидцем.

Казалось бы, ничего не значащая перебранка, даже — всего лишь словесная пикировка. И трудно поверить, что это могло стать причиной многолетней размолвки между двумя великими русскими литераторами. Но об этих предположениях чуть позже. А пока о том, как развивались события.

Возможно, для этой вспышки темпераментов имелись и более глубинные, личные мотивы. Так, во время ссыльной жизни Тургенева в Спасском-Лутовинове между ним и любимой сестрой Толстого Марией Николаевной, жившей по соседству, завязалась «опасная дружба». Но из-за особого тургеневского отношения к женщинам она распалась, оставив глубокий след в сердце Марии...

Итак, после этой кухонной ссоры бывшие друзья немедленно отбыли из Степановки: Иван Сергеевич отправился к себе в Спасское, а Толстой — в Новоселки, откуда сразу же, утром следующего дня, т. е. 27 мая, отправил Тургеневу записку с требованием письменных извинений: «... напишите мне такое письмо, которое я бы мог послать Фетам», — писал в ней Лев Николаевич.

Тургенев против мировой не возражал и в этот же день, 27 мая, ответил на послание Толстого. Правда, в нем он не только извинялся, но и ставил точку в их дружбе. «1861. Май 27. Спасское. Милостивый государь Лев Николаевич! В ответ на Ваше письмо я могу повторить только то, что сам почел своей обязанностью объявить Вам у Фета: увлеченный чувством невольной неприязни, в причины которой входить теперь не место, я оскорбил Вас безо всякого положительного повода с Вашей стороны и попросил у Вас извинения. Происшедшее сегодня поутру показало ясно, что всякие попытки сближения между такими противоположными натурами, каковы Ваша и моя, не могут повести ни к чему хорошему; а потому я тем охотнее исполняю мой долг перед Вами, что настоящее письмо есть, вероятно, последнее проявление каких бы то ни было отношений между нами».

Казалось бы, инцидент исчерпан... Но тут, словно по велению злого рока, письмо, отправленное Тургеневым Толстому, вечером того же дня возвратилось к нему обратно. Иван Сергеевич это же письмо отсылает Толстому снова, предварительно сделав на нем приписку следующего содержания: «Иван Петрович (И.П. Борисов) сейчас привез мне письмо, которое мой человек по глупости отправил в Новоселки, вместо того, чтобы отослать его в Богуслав. Покорнейше прошу извинить эту неприятную оплошность. Надеюсь, что мой посыльный застанет Вас еще в Богуславе».

Но Толстой, не получивший ответа на свое письмо, отправленное сразу же после ссоры, был разгневан настолько, что на следующий же день послал нарочного в Спасское с вызовом Тургенева на дуэль. И сразу же вслед за этим посланием он отправил еще одно, в котором, по словам Софьи Андреевны, сообщал, что «не желает стреляться пошлым образом, т. е. что два литератора приехали с третьим литератором, с пистолетами, и дуэль бы кончилась шампанским, а желает стреляться по-настоящему и просит Тургенева приехать в Богуслав к опушке с ружьями».

Утром пришло письмо от Тургенева, в котором он сообщал, что не желает стреляться, как предлагает Толстой, а желает дуэли по все правилам. На это Лев Николаевич написал Тургеневу: «Вы меня боитесь, а я вас презираю и никогда дела с вами иметь не хочу».

Прошло некоторое время, и Толстой, как описала Софья Андреевна, «пришел в одно из тех прелестных расположений духа, которые в жизни его находили на него иногда, – смирения, любви, желания и стремления к добру и всему высокому. И в этом расположении ему стало невыносимо иметь врага». Под влиянием момента он написал Тургеневу, предлагая помириться.

Однако тот все еще чувствовал себя оскорбленным. И в то время, как Львом Николаевичем овладело смирение, Тургенев испытал очередной приступ неприязни к Толстому и под влиянием этих антипатичных чувств написал ему далеко не дружеское письмо. «Я узнал, что Вы называете меня трусом, не пожелавшим драться с Вами и т. д. Но так как я считаю подобный Ваш поступок после того, что я сделал, чтобы загладить сорвавшиеся у меня слова, — и оскорбительным, и бесчестным, то предваряю Вас, что я на этот раз не оставлю его без внимания и, возвращаясь будущей весной в Россию, потребую от Вас удовлетворения», - такое послание 26 сентября из Парижа отправил Толстому разгневанный Тургенев. Итак, вместо мира — обострение вражды.

Толстой на выпад ответил отказом и одновременно просил извинения. Но его письмо не повлияло на неприязненные отношения между писателями. Их размолвка продолжалась ни много ни мало целых семнадцать лет.

Наконец 6 апреля 1878 года Толстой отправляет Тургеневу в Париж письмо, делая тем самым шаг к примирению.

«В последнее время, — писал Лев Николаевич, — вспоминая о моих с вами отношениях, я, к удивлению своему и радости, почувствовал, что я к вам никакой вражды не имею. Дай бог, чтобы в вас было то же самое. По правде сказать, зная, как вы добры, я почти уверен, что ваше враждебное чувство ко мне прошло еще прежде моего. Если так, то, пожалуйста, подадимте друг другу руку, и, пожалуйста, совсем до конца простите мне все, чем я был виноват перед вами. Мне так естественно помнить о вас только одно хорошее, потому что этого хорошего было так много в отношении меня. Я помню, что вам я обязан своей литературной известностью, и помню, как вы любили и мое писание и меня. Может быть, и вы найдете такие воспоминания обо мне, потому что было время, когда я искренне любил вас. Искренно, если вы можете простить меня, предлагаю вам всю ту дружбу, на которую я способен. В наши года есть одно только благо — любовные отношения между людьми. И я буду очень рад, если между нами они установятся. Гр. Л. Толстой».

По свидетельству Анненкова, Иван Сергеевич, читая это послание Толстого, плакал. И тут же, немедля, отозвался на эту первую за семнадцать лет весть своего бывшего друга.

«8 мая 1878. Париж. Любезный Лев Николаевич, я только сегодня получил Ваше письмо... Оно меня очень обрадовало и тронуло. С величайшей охотой готов возобновить нашу прежнюю дружбу и крепко жму протянутую мне Вами руку. Вы совершенно правы, не предполагая во мне враждебных чувств к Вам; если они и были, то давным-давно исчезли, и осталось одно воспоминание о Вас, как о человеке, к которому я был искренне привязан; и о писателе, первые шаги которого мне удалось приветствовать раньше других, каждое новое произведение которого возбуждало во мне живейший интерес. Душевно радуюсь прекращению возникших между нами недоразумений. Я надеюсь нынешним летом попасть в Орловскую губернию — и тогда мы, конечно, увидимся. А до тех пор желаю Вам всего хорошего — и еще раз дружески жму вам руку. Ив. Тургенев».

Свидание Льва Николаевича с Тургеневым произошло 8 августа 1878 года: Толстой встретил Ивана Сергеевича в Туле. В Ясной Поляне Тургенев провел два дня.

2 сентября того же года Тургенев еще раз посетил яснополянское имение Толстого. На сей раз он находился там три дня. Так завершилось семнадцатилетнее противостояние двух гигантов русской и мировой литературы.

«Тургенева я всегда любил», – скажет Толстой незадолго перед своей смертью. А еще раньше: «Как-то трудно быть писателем после него».


Памятник двум великим писателям, созданный московским скульптором Павлом Шимесом и московским архитектором Игорем Студеникиным, решили установить в центре Черни у выстроенного здания районного узла связи. Фигуры в композиции расположить таким образом, чтобы передать глубокий смысл задуманного: Лев Толстой в простой одежде, не сняв до конца с плеч пальто и облокотившись о трость, стоит спиной к родовому селу Никольскому-Вяземскому и смотрит в сторону сельца Покровское, где проживала любимая сестра Мария Николаевна с зятем и племянниками; Иван Тургенев – в цивильной походной одежде, обращен лицом к Толстому со стороны своего родового имения села Тургенево.

В 1985 году изготовленный памятник доставили в Чернь, но в связи с административными неурядицами решили не устанавливать. Два года он лежал во дворе районного коммунального отдела в поселке Чернь и был установлен только 21 июня 1987 года.


Критика памятника

Исследователи творчества Толстого и Тургенева отмечают, что памятник представляет собой довольно поверхностную работу. Образы проработаны слабо, что нарушает его историческую достоверность. Ведь Тургенев был на голову выше Толстого ростом.

Сергей Львович Толстой (1863–1947), старший сын Л. Н. Толстого так описывал Тургенева: «Он показался мне великаном – великаном с добрыми глазами, с красноватым лицом, с мягкими, как мне казалось, мускулами ног и с густыми, хорошо причесанными, белыми, даже желтоватыми волосами и такой же бородой. Сравнительно с ним отец мне показался маленьким (хотя он был роста выше среднего)...».

Рост Л.Н. Толстого - 181 см
Рост И.С. Тургенева - 192 см

Высокий рост Тургенева отмечали многие его современники.

Петр Алексеевич Кропоткин, князь (1842–1921), общественный деятель, публицист, историк, мемуарист: «Внешность Тургенева хорошо известна. Он был очень красив: высокого роста, крепко сложенный, с мягкими седыми кудрями».

Ги де Мопассан (1850–1893), французский писатель: «Ивана Тургенева я увидел впервые у Густава Флобера. Тургенев был высок ростом, широкоплеч, сложения плотного, но не тучного, – настоящий колосс с движениями ребенка, робкими и осторожными».

Генри Джеймс (1843–1916), американский писатель: «Тургенев был чрезвычайно высокого роста и обладал широким здоровым телосложением. Голова его была поистине прекрасна, и хоть черты лица не отличались правильностью, оно обладало большой оригинальной красотой. У него была чисто русская физиономия с чрезвычайно мягким выражением, и в его глазах – самых добрых глазах в мире – светилась глубокая печаль. Обильные, прямо ниспадавшие волосы были белы, как серебро, такова же была и борода, которую он носил коротко подстриженной. Во всей его высокой фигуре, производившей впечатление, где бы она ни появлялась, чувствовалось присутствие неизрасходованной силы».

По материалам проекта Сергея Гусева «Тайны тульских улиц».