Ко ввозу в империю запрещено
 
Работая как-то в Государственном архиве Тульской области над фондами бывшей канцелярии местного губернатора, я, можно сказать совершенно случайно, натолкнулся на объемистую папку с перепиской царских чиновников, осуществлявшейся под грифом «Совершенно секретно». 
 
Начало переписке положило отношение начальника губернского жандармского управления тульскому губернатору с просьбой сообщить к какому разряду следует отнести ряд книг, конфискованных, по всей вероятности, при обыске у кого-то из туляков, чья политическая благонадежность вызывала у жандармерии сомнение. 
 
В списке, приложенном к документу, значились: книга Поля де Рузье «Профессиональные рабочие союзы в Англии» с предисловием П.Б. Струве, работа Вернера Зомбарта «Социализм и социальное движение в XIX столетии», популярный очерк профессора Бернского университета Н. Райхесберга «Рабочий вопрос в прошлом и настоящее время», брошюра К. Каутского «Противоречия классовых интересов в 1789 году». 
 
Последним в списке стоял сборник «Народных рассказов» Л.Н. Толстого, изданный в 1888 году в Праге Эдуардом Г. Валечка. 
 
Из последующей переписки жандармских чиновников с губернатором и дирекцией народных училищ Тульской губернии было ясно, что в Туле сведений о данных изданиях не имелось. Последовал запрос в Московский цензурный комитет. Присланное из Москвы сообщение было лаконичным: «Из поименованных в возвращенном при сем перечне печатных произведений, четыре первых дозволены как к перепечатыванию, так и к свободному обращению в России, пятое же («Народные рассказы» Л.Н. Толстого - Б.Т.) значится в числе изданий, безусловно запрещенных ко ввозу в империю». 
 
Издание это настолько меня заинтриговало, что я начал поиск его следов, который в конечном итоге привел меня в Государственный музей Л.Н. Толстого в Москве, где был обнаружен экземпляр пражского издания «Народных рассказов». В Праге, куда я обращался с письменным запросом, ни в фондах Славянской, ни в фондах Национальной и Университетской библиотек «Народные рассказы» Л.Н. Толстого, изданные в 1888 году Эдуардом Г. Валечка, обнаружить не удалось. Зато порадовало письмо известного чешского книговеда, директора Национальной библиотеки Иосифа Странделя, любезно сообщившего мне подробные сведения об издателе. 
 
Эдуард Г. Валечка (1841-1905 гг.), пользовавшийся иногда псевдонимом Мерклински, был талантливым представителем национальной чешской литературы второй половины XIX столетия, вел активную деятельность как издатель и книготорговец. Это был блестяще образованный человек. Он закончил гимназию в Клатовах, изучал педагогику в Чешских Будейсвицах, высшее образование получил в Праге и Инсбруке. Валечка многое сделал для развития культурных связей между Чехией и Россией. Он являлся автором ряда книг по истории и географии России, изданных в Чехии. В 1872 году составил и опубликовал один из первых чешско-русских разговорников - «Чех и Русский». Как издатель выпускал знаменитые «Поэтические беседы», редактором которых являлся выдающийся чешский писатель Ян Неруда. Занимаясь книжной торговлей, успешно распространял в Чехии русскую литературу. 
 
Имел ли Валечка непосредственную связь с Толстым, при каких конкретно обстоятельствах был осуществлен им выпуск «Народных рассказов» точно сказать затрудняюсь. Скорее всего, «Народные рассказы» попали в Прагу через книжного комиссионера, хорвата по национальности Крунослава Геруцу, получившего в 1887 году от Толстого право их распространения в славянских странах. Но как бы там ни было - с этого времени мое отношение к народным рассказам Толстого резко изменилось. Стало ясно, что далеко не все народные рассказы писателя были безобидными переделками житий святых и нравоучительными текстами к лубочным картинкам. Многие из них обличали самодержавно-бюрократические порядки, официальную церковь. 
 
Есть у Толстого, к примеру, «Сказка об Иване-дураке и его двух братьях: Семене-воине и Тарасе-Брюхане, и немой сестре Маланье, и о старом дьяволе, и о трех чертенятах», относящаяся к циклу народных рассказов. Написана она была в сентябре 1885 года и опубликована впервые в апреле 1886 года в 12-й части «Сочинений гр. Л.Н. Толстого». В феврале 1887 года «Сказка» вышла отдельным изданием в «Посреднике» и была арестована Московским цензурным комитетом. 
 
Сохранился отзыв о «Сказке» члена Комитета духовной цензуры при Святейшем Синоде архимандрита Тихона. «Сказка об Иване-дураке, - писал духовный цензор, - проводит, можно сказать, принципиально мысли о возможности быть царству без войн, без денег, (без науки), без купли и продажи, даже без царя, который, по крайней мере, ничем не должен отличаться от мужика - мысли о единственно полезном труде - мозольном. Здесь, в этой сказке, прямо осмеиваются современные условия жизни: политические (необходимость содержать войска), экономические (значение денег) и социальные (значение умственного труда)». 
 
В том же 1887 году издательство «Посредник» предпринимает попытку выпустить сборник народных рассказов Толстого. Для предварительного рассмотрения сборник направляют в Петербургский цензурный комитет. На состоявшемся 3 июня заседании комитета с докладом о сборнике выступил цензор Лебедев. Перспектива прослыть мракобесом цензора, видимо, не устраивала и, заявив о том, что предназначенное для чтения простым народом издание «может составлять своего рода Евангелие, несогласное во многом с учением православной церкви», Лебедев предложил «препроводить» толстовские рассказы «на усмотрение Комитета для духовной цензуры». 
 
Как и «Сказка об Иване-дураке», сборник вновь попадает в руки архимандрита Тихона. Заключение было кратким и для издания убийственным. Духовный блюститель нравственности и порядка констатировал, что народные рассказы Толстого «скорее вносят в душу читающего не назидание, а разрушение нравственного благоустройства». 
 
В целях более действенного пресечения возможности публикации нежелательных для властей сочинений писателя 20 августа 1887 года Главным управлением по делам печати был издан специальный циркуляр, согласно которому цензурным комитетам и отдельным цензорам предписывалось «не дозволять более печатания и выпуска в свет никаких рассказов графа Л. Толстого, как появившихся, так и могущих быть им вновь написанными», без окончательного решения Главного управления. 
 
А некоторое время спустя, в октябре 1887 года Главным управлением по делам печати был наложен запрет на отдельные издания 14 народных рассказов писателя, среди которых значились: «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Чем люди живы», «Где любовь, там и Бог», «Три старца», «Много ли человеку земли нужно» и другие. 
 

«Журнал-копейка». Л.Н. Толстой, беседующий с крестьянами. 
С картины Н.П. Богданова-Бельского. 
 
В разное время по случаю мне удалось приобрести несколько книжек с публикацией народных рассказов Толстого, большинство из которых особой редкости не представляет. Но есть любопытные экземпляры. Среди них рассказ Толстого «Чем люди живы». Толстой начал писать этот рассказ в конце 1880 года и закончил его в 1881 году. В том же году рассказ был напечатан в 12 номере журнала «Детский отдых». Выпустить же рассказ отдельной книгой в «Посреднике» цензура запретила. Комментируя это произведение Толстого, член Комитета по делам духовной цензуры архимандрит Тихон писал: «В рассказе «Чем люди живы» является какой-то полупадший ангел, каких не знает христианское учение. Ангел этот, как рассказывается, в наказание за ослушание воли божьей, лишен был крыльев и упал на землю; упавшего ангела, издрогшего от холода и совсем нагого, поднял случайно проходивший сапожник, у которого ангел потом жил в работниках, научился тачать сапоги и, живя у этого доброго бедняка, узнал чем люди живы – они живы тем, что любят друг друга и делают друг другу добро. Все это не есть ли кощунственное искажение православного учения об ангелах?». 
 

Л.Н. Толстой. «Чем люди живы»

Исследователь жизни и творчества Толстого Александр Иванович Поповкин (1899-1962) в 1958 году в сборнике Тульского книжного издательства «Лев Толстой. Материалы и публикации» поместил статью о рассказе «Чем люди живы». В ней автор указывал, что отдельной книжкой этот рассказ «из-за цензурных препятствий» вышел лишь в 1885 году. К рассказу «Чем люди живы», сообщал Поповкин, художник Н.Н. Ге создал ряд иллюстраций, которые очень понравились Толстому и он добивался их издания, «но цензура всячески этому препятствовала». Только благодаря настойчивости Толстого иллюстрации были изданы отдельным альбомом в 1886 году. 
 
Сведения эти верны лишь отчасти. Дело в том, что первое отдельное издание рассказа Л.Н. Толстого «Чем люди живы» было выпущено не в 1885, а в 1882 году московским Обществом распространения полезных книг и значилось в его каталоге под № 332. Информацию об этом содержал каталог Толстовской выставки 1911года, где представлено было это издание. Об этом свидетельствует и найденный мною у букинистов экземпляр данного издания. В добавок ко всему издание, о котором идет речь, иллюстрированное! Ошибка Поповкина была исправлена Н.Н. Гусевым. В «Материалах к биографии Л.Н. Толстого с 1881 по 1885 год» (выпушены в 1970 г. издательством «Наука»), Гусев упоминает издание 1882 года. Но и сам делает при этом ошибку! Авторство трех помещенных в книге иллюстраций он приписывает некто И.В. Шервуду-Верному, человеку в истории России XIX века весьма одиозному (доносчик по делу декабристов), не имевшему никакого отношения к живописи, да к тому же скончавшемуся аж в 1867 году. В действительности же иллюстратором рассказа «Чем люди живы» в издании 1882 года был Владимир Осипович (Иосифович) Шервуд (1832-1897) - известный московский живописец, скульптор и архитектор. По проекту В.О. Шервуда в Москве был возведен Памятник-часовня «Гренадерам - героям Плевны», который и поныне украшает нашу столицу, памятник императору Александру II в Самаре. Вместе с инженером А.А. Семеновым (1841 — 1917) Шервуд являлся победителем конкурса на проектирование здания Российского историчес-кого музея. Наряду с пейзажами и портретами своих современников Шервуд писал картины на евангельские сюжеты и образы, занимался книжной иллюстрацией. 
 
Цензурная история первого отдельного издания рассказа «Чем люди живы» мне, к сожалению, не известна. Возможно, что издание это было выпущено нелегально или полулегально, к тому же небольшим тиражом. Возможно, что тираж был значительным и (книга предназначалась «для народа»), но конфискован полицией. Знаю лишь то, что в середине 1880-х годов под маркой Общества распространения полезных книг было осуществлено издание трактата Л.Н. Толстого «Так что же нам делать?», конфискованное полицией. По этому делу велось разбирательство, в ходе которого Общество по распространению полезных книг всячески отрицало свою причастность к изданию трактата, утверждая, что «типографии оно не имеет и книг не издает». 
 
Рассказ «Чем люди живы» среди толстовских произведений «для народа» особый. Он приводил в восторг не только рядовых читателей, но тонких ценителей литературы. Прочитав его, взыскательный критик В.В. Стасов «пришел в восхищение». «Уже один язык выработался у вас до такой степени простоты, правды и совершенства, - признавался он Толстому, - которую я находил еще только в лучших творениях Гоголя. А потом эти разговоры - sоlо, с самим собою, и сапожника, и его жены - какое это совершенство!». Известный советский писатель Л.М. Леонов называл народные рассказы Толстого «образцами жанрового лаконизма и простоты». 
 

Иллюстрации В.О. Шервуда к рассказу Л.Н. Толстого «Чем люди живы»
 
Поскольку разговор коснулся иллюстраций к рассказу «Чем люди живы», будет справедливо указать, что возможно первым его иллюстратором был И.Е. Репин. Судя по репродукциям с его рисунков, в частности, по почтовой открытке, изданной Общиной Святой Евгении, хранящейся в моей толстовской коллекции, первые наброски художник сделал еще в 1879 году, когда Толстой лишь обдумывал свое произведение. Как и при каких обстоятельствах это произошло - нуждается в уточнении. 
 

И.Е. Репин. В избе сапожника. 1879 г. 
Почтовая открытка, изданная Общиной Св. Евгении
(Из коллекции автора)
 
Известно, Толстой-моралист черпал близкие ему сюжеты из сказок и легенд русского народа, зарубежного фольклора. В основу рассказа «Чем люди живы» была положена старинная притча, пересказанная писателю олонецким сказителем, сапожником по ремеслу, Василием Петровичем Щеголенком (Шевелевым), побывавшим в Ясной Поляне летом 1879 года. Однако Толстой в корне переиначил повествование Щеголенка. Если сказитель утверждал, что человеку не дано знать, чем люди живы, что это божье провидение, то Толстой наоборот, утверждал о том, что это знать важно, что люди живы любовью к другим людям. Притчи олонецкого сказителя Толстой использовал также при создании таких произведений, как «Два старика», «Молитва», «Корней Васильев».

Печатная контрабанда

Любопытны каналы, по которым толстовские книги, изданные за рубежом, попадали в Россию. Писатель А. Чапыгин вспоминал, что однажды, будучи в Болгарии, приобрел там несколько запрещенных в России толстовских книг - «Евангелие», «Николай Палкин», «Работник Емельян и пустой барабан» и другие. Но как провести эти книги через российскую таможню? Думали, гадали и нашли простой и надежный способ. «Для книг, - вспоминал Чапыгин, - мне подшили под жилетом во всю спину карман, туда я и поместил все издания». 
 
Активную пропаганду толстовских произведений вело издательство «Обновление», выпускавшее свои книги на русском языке в Финляндии. Среди них «Церковь и государство», «Николай Палкин», «Две войны», «Не убий», «Письмо к либералам», «Об общественном движении в России», которые мне в свое время удалось приобрести. Часть книг была выпущена легально, во время цензурных послаблений, действовавших во всей империи. Когда цензурные запреты были восстановлены, издательство стало печатать бесцензурного Толстого и тайно переправлять тиражи в Россию.
 

Л.Н. Толстой. «Церковь и государство и Письма», «Не убий», «Письмо к либералам». Изд. «Обновление» 
  
По свидетельству секретаря Толстого Валентина Федоровича Булгакова нелегальные издания писателя, печатавшиеся «Обновлением» в Финляндии, доставлялись в Россию тем же путем, что и заурядная контрабанда. Эту обязанность взял на себя один из руководителей издательства, молодой и энергичный Николай Евгеньевич Фельтен (1884-1940), увлекавшийся парусным спортом. Выезжая на яхте в море под видом прогулки, Фельтен в незаметном месте причаливал к финскому берегу и грузил на яхту заранее приготовленные тюки с книгами. Книги искусно прятались под палубой, после чего яхта возвращалась в русские воды. «Делать все это, - писал Булгаков, - надо было аккуратно и осмотрительно, потому, что катера пограничных властей следили за всеми подозрительными передвижениями по заливу даже самых мелких суденышек и, в случае необходимости, кидались за ними в погоню, останавливали и обыскивали». 
 
Однажды пограничный катер заподозрил в контрабанде и яхту Фельтена и пустился ее догонять. В тот момент яхта действительно была заполнена нелегальными изданиями и риск был очень велик. Море было неспокойным, дул сильный ветер. Фельтену пришлось проявить искусство спортсмена, чтобы уйти от преследования. 
 
В зимние месяцы нелегальные издания доставлялись в Россию по льду и по суше. И в этих случаях Фельтен нередко шел на хитрость. Чтобы отвлечь внимание пограничников от опасного груза Фельтен предлагал им сфотографироваться группой, на что те охотно соглашалась. Был и такой забавный случай. Однажды зимой Фельтен нагрузил нелегальными изданиями широкие, пестро разукрашенные финские сани, сверху наложил соломы, а на нее усадил кучу детишек. Несколько молодых людей, привязанных по финскому обычаю длинными веревками к саням, сопровождали сани на коньках. С песнями и веселыми криками эта якобы забавляющаяся компания пронеслась по льду Финского залива мимо пограничного поста, а затем, выложив груз в условленном месте на российской территории, вернулась обратно. 
 
В 1909 году смелый и удачливый Фельтен был все-таки арестован и приговорен к 6 месяцам заключения в крепости. Толстой по этому поводу очень переживал и написал ряд писем влиятельным лицам в Петербург с просьбой облегчить участь осужденного. «…Не могу не чувствовать желания быть на месте Фельтена и быть судимым и наказываемым вместо его, так как причина его осуждения один я», - писал Толстой председателю Петербургского окружного суда сенатору А.М. Кузминскому, мужу свояченицы. Однако сенатор Кузминский оказался глух к просьбе родственника, после чего Толстой прервал с ним всякие отношения. 
 
Еще один любопытный факт: после революции 1917 года Фельтен жил в Ленинграде, где редактировал журнал с экзотическим названием «Эпрон» и газету «Эпроновец». Эти печатные издания принадлежали организации ЭПРОН – Экспедиции подводных работ особого назначения, занимавшейся работами по поиску и подъему затонувших кораблей. 
 
В историческом архиве в Москве я нашел свидетельство о том, что Листки «Свободного Слова», издававшиеся В.Г. Чертковым в Англии, направлялись в Россию простыми письмами, по одному печатному листу в каждом письме. Адреса, по которым осуществлялась рассылка, обычно писались на французском языке: так письма доходили исправнее . 
 
В архивном деле, из которого почерпнуты эти сведения, содержится любопытный документ, также связанный с распространением чертковских изданий. Это «доверительное письмо» товарища (заместителя) министра финансов министру внутренних дел, датированное 27 ноября 1903 года. Повод для министерской переписки кажется сегодня смехотворным. Но тогда многим было не до смеха: 
«Ученик 7-го класса частного коммерческого училища В.Ф. Штюрмера в Петербурге Григорий Рябов принес в класс запрещенное лондонское издание Черткова «Листки «Свободного Слова». 

По донесении о том директора училища, г. управляющий Министерством финансов издал приказ уволить означенного ученика из помянутого училища. 
О сем имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство с препровождением названного издания». 
 
Интересно, что когда бдительные стражи печатного слова как бы невзначай донимали Толстого вопросами о хождении его нелегальных изданий, каналах их распространения, писатель всячески от них открещивался, говорил, что ничего не знает где, кто и что печатает, как распространяет. Лукавил, конечно. Софья Андреевна тоже хитрила. На вопрос Александра III по аналогичному поводу быстро сочинила историю о каком-то молодом человеке, якобы укравшем из портфеля Толстого рукопись и переписавшем его дневник, а затем через два года начавшем их литографировать и распространять. 
 
Толстой был неплохим конспиратором. Он с молодых лет хорошо знал страну, в которой родился и жил, нравы ее правителей и их холопов. Нельзя не вспомнить такой любопытный эпизод. В 1861 году, во время поездки в Западную Европу, писатель присмотрел там для себя немало интересных книг по вопросам философии, педагогики, общественной мысли. Переправлять купленные книги непосредственно в Ясную Поляну он не решился: еще на границе империи многие из них могли быть конфискованы таможней как «крамольные». Поэтому выговорил у издателей и книготорговцев право пересылки выписанных им книг… из Нью-Йорка. При этом книги должны были прийти в Россию на имя министра народного просвещения Е.П. Ковалевского, хорошего знакомого Толстого, с которым писатель договорился предварительно. Отправкой книг из Парижа через транспортную контору «Надежда» занимался друг писателя, впоследствии известный философ и социолог Б.Н. Чичерин. По прибытии в Россию запломбированный ящик с книгами весом в 3 пуда 4 фунта таможня без проверки отправила в министерство Ковалевского. Оттуда книги благополучно перекочевали в Ясную Поляну.
 

Свобода была недолгой
 
Особую популярность публицистические и философско-нравственные сочинения Толстого получают в дни революции 1905-1907 годов, а также в первые послереволюционные годы. Об этом свидетельствуют не только данные статистики и работы исследователей, но и материалы моей толстовской коллекции, на которые я в основном и опираюсь в этой части своего рассказа о книгах яснополянского пророка. 
 
Царским Манифестом 17 октября 1905 года народу России были пожалованы некоторые демократические свободы, в том числе свобода слова, на основании чего отменялась предварительная цензура печатных изданий. 
 
В различных городах России издатели стремятся воспользоваться моментом, тиражировать толстовское слово, дать возможность как можно большему кругу граждан страны прочитать то, что долгие годы находилось под запретом, что скрывалось от них, что стало объектом цензорских экзекуций.  
 

Л.Н. Толстой. «Великий грех». Изд. «Посредника» 
 
 
Толстого активно печатают как старые, так и новые издательства в столице и провинции. Активизируется издательская деятельность «Посредника», отметивший в год начала революции свое 20-летие. В издательстве выходят «Великий грех», «Власть тьмы», «Так что же нам делать?», другие толстовские произведения. 
 
К произведениям Толстого активно обращаются московское издательство «Труд и воля», издательство Н.Е. Парамонова «Донская речь» в Ростове на Дону. Книги и брошюры этого издательства расходятся большими тиражами, обретают необычайную популярность особенно на юге России. 
 
Серию неизданных в России сочинений Толстого начинает выпускать редакция популярного петербургского журнала С.С. Сухонина «Всемирный Вестник». И не только это. В год цензурных послаблений информированный во многих отношениях журнал публикует в одном из своих выпусков нечто такое, о чем ранее в России нельзя было и мечтать: подлинное архивное «Дело (1862 года. 1-й экспедиции, № 230) III отделения собственной его императорского величества канцелярии о графе Льве Толстом»! Лучшего «подарка» для охранного отделения, неусыпно следившего за «яснополянским еретиком» в те памятные для России дни революции преподнести было нельзя. 
 

Публикация «Дела <…> о графе Льве Толстом»
 
Комментируя факт публикации документов многолетней давности, редактор журнала С.С. Сухонин писал в редакционном предисловии: «Дело это является характерным образцом произвола бюрократии и полной беззащитности личности бесправного, даже не заурядного, российского поданного, а в то время уже известного писателя графа Льва Николаевича Толстого. <…> Более тридцати лет прошло с тех пор, но хорошо знаем мы, что такое же «дело» ежедневно может возникнуть о каждом из нас, лишенным естественных прав человека, - российском «гражданине», и результаты могут явиться еще горче, а жалобы – только ухудшат положение «беспокойного», смелость имеющего жаловаться на представителя бюрократии, хотя бы в ранге героя настоящего дела – Шипова…». 
 
История дикого, но абсолютно безрезультатного набега жандармов на мирную толстовскую усадьбу 6-7 июля 1862 года сегодня известна, можно сказать, в мельчайших деталях. И не только специалистам, но и самому широкому читателю благодаря Булату Шалвовичу Окуджаве и его феерической повести «Похождения Шипова, или Старинный водевиль. Истинное происшествие». Но тогда, в 1906 году, ее знали немногие. Жандармы тщательно берегли свои тайны, даже десятилетия спустя, боялись огласки содеянного. 
 
 
Л.Н. Толстой. «Единственное средство». Серия неизданных в России сочинений. 
Изд. Журнала «Всемирный вестник». 
 
Приподняв завесу времени, «Всемирный вестник» напомнил своей публикацией и о крестьянской реформе 1861 года, и о студенческих волнениях тех лет, и о жизненной позиции молодого тогда еще писателя. Толстой сочувствовал крестьянам и их защитникам студентам. Как мировой посредник отстаивал крестьянские интересы. Для крестьянских детей открыл в своей усадьбе и соседних деревнях школы. Студентов, в том числе обвиненных властями в политической неблагонадежности, приглашал учителями. Ездил за границу. В Лондоне познакомился с опальным Герценом… 
 
Политический сыск не дремал и не преминул причислить отставного артиллерийского поручика графа Толстого к противникам режима. И тут, как говорится, пошло поехало. В начале 1862 года в Ясную Поляну с особым поручением послали тайного агента Шипова, личность загадочную и почти фантастическую: пройдоху, пьяницу, хвастуна, но при том бывшего дворового человека князя А.В. Долгорукого, сына всесильного шефа российских жандармов и главного начальника III Отделения Собственной его императорского величества канцелярии В.А. Долгорукого. Получив незадолго до этого по царскому манифесту свободу, Шипов надел гороховое пальто, стал специализироваться на поимке карманных воришек. Поручение следить за Толстым и его окружением было для него неожиданностью, сулило повышением по службе. Но пьяный воздух свободы в сочетании с казенными деньгами и горячительными напитками вскружил голову тайному агенту, вмиг разболтавшему по Туле обо всем, что ему было поручено разузнать. 
 
Агентурных сведений об антиправительственной деятельности Толстого и его окружения Шипову раздобыть не удалось. Вместе этого буйно заработала фантазия. Бродя вокруг яснополянского дома писателя, Шипов заметил и взял на карандаш, что там есть какая-то непонятная комната под сводами, а рядом с ней якобы тайные подвалы и лестницы. На ходу придумал историю о доставке в Ясную Поляну литографического камня для печатания антиправительственных воззваний. Доложил по инстанции. В Петербурге, соединив все сведения о Толстом, решили, что пора действовать. В Ясную Поляну черным вихрем на нескольких тройках прикатили жандармы во главе с полковником Дурново. Перевернули ящики столов, комоды, сундуки, шкатулки. Взломали ломом полы в конюшне. В пруду яснополянского парка пытались выловить сетью преступный печатный станок. Но все оказалось тщетным и напрасным. 
 
Толстого, к счастью, в усадьбе в эти дни не было. Прямой встречи с жандармами, а может быть и насилия над собой, он избежал. Но осталось жгучее презрение к режиму, к царящей в стране несправедливости. Ему захотелось бросить вызов царю и его окружению. Громко хлопнуть дверью и уехать за границу. Но не к Герцену, «а сам по себе». 
 
Кто и каким образом скопировал архивное дело и передал его во «Всемирный вестник» осталось редакционной тайной. Возможно, документы редакция купила за хорошие деньги. Продажные люди водились всегда и в любом ведомстве. Но возможно и другое. Тот, кто передал дело для публикации, был искренним приверженцем Толстого, противником существовавшего в стране политического режима. И тогда это факт вдвойне интересный и примечательный. 
 
В эти же месяцы «свободы слова» ряд серьезных столичных, а возможно и провинциальных издателей, вынашивает планы публикации полного собрания сочинений Толстого, запрещенных в России и изданных за границей. 
 
Среди них Вильгельм Вильгельмович Битнер (1868-1921), издатель «Вестника Знания», «Научной библиотеки» и «Недели». В 1906 году он выпускает первый том «Полного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, вышедших с 1879 года». В него вошли такие сочинения писателя, как «Разрушение ада и восстановление его», «К рабочему люду», «Великий грех», «Исповедь», «Мысли о Боге», «Работник Емельян и пустой барабан», «Что такое религия и в чем сущность ея?», «Конец века» и другие. В редакционном предисловии к тому Битнер с вольтеровской логикой писал: «Взгляды графа Л.Н. Толстого во многом, даже очень во многом, расходятся с нашими, но мы не можем не сочувствовать значительной части его воззрений и считаем большой потерею для русского общества, что оно до сих пор было лишено возможности познакомиться со всеми сочинениями великого писателя. Теперь у нас объявлена свобода печати, правда, свобода не полная, с привлечением к судебной ответственности, тюремными заключениями и пр., но все же явилась возможность издания до сих пор не изданных в России сочинений Л.Н. Толстого». 
 

Л.Н. Толстой. Полное собрание сочинений, вышедших с 1879 года» 
Изд. В.В. Битнера 
 
Осторожный Битнер намеревался печатать Толстого с оговорками, с пропусками мест, содержащих резкости в адрес монархов и церковных таинств. Тем не менее, дальше первого тома дело не пошло. С восстановлением предварительной цензуры издание прекратилось. 
 
Интерес к произведениям Толстого проявило и московской издательство «Труд и воля», издававшее в основном политическую и экономическую литературу. В 1906 году издательство выпустило в свет трактат Толстого «Христианское учение», написанный в середине 1890-х годов и выходивший при участии В.Г. Черткова только за границей.
 
 
Л.Н. Толстой. «Христианское учение» и «Земля и труд» 

Свобода слова длилась в России недолго, всего 14 месяцев, после чего цензурные гонения, в том числе и на произведения Толстого, возобновились с новой силой. При этом гонениям и преследованиям стали подвергаться не только произведения, призывавшие к революционному свержению монархии, но и работы, пропагандировавшие мирный путь демократического развития, пассивное сопротивление властям. К число таких произведений относится, например, брошюра Толстого «Где выход?». Член главного управления по делам печати М.В. Никольский, обосновывая в своем докладе необходимость запрета данной работы Толстого, отмечал, что брошюра Толстого подобна революционной прокламации, призывающей народ к низвержению самодержавия. Автор – противник революции, но критика самодержавия и призыв его к народу не повиноваться царским законам и распоряжениям равносилен всеобщей забастовке. 
 
Запрещалась и неоднократно подвергалась конфискации брошюра Толстого «Неужели это так надо?». Запрещая это произведение, цензор А.А. Горяинов писал: «Эта брошюра имеет целью возбуждение одного класса населения против другого. Рисуются картины каторжного труда рабочего народа и рядом с этим весьма укорительно упоминается о бесполезной и безнравственной жизни состоятельных и богатых классов. Автор утверждает, что рабочий народ большею частью имеет все добродетели, как-то скромность, нравственность и проч., между тем как состоятельные классы большею частью состоят из похотливых, праздных, наглых и т.д. людей». 
 
 
Л.Н. Толстой. «Николай Палкин»

В основу памфлета «Николай Палкин», о ранних изданиях которого я уже упоминал, была положена «правдошная история», рассказанная писателю 95-летним стариком о службе при Николае I, которого бывший рекрут называл не иначе, как « Николай Палкин». В годы революции памфлет этот расходился десятками тысяч экземпляров. Слуги режима его разыскивали и уничтожали с особым рвением. А иначе как же: памфлет этот был направлен не только против конкретного лица, но и против всей правившей в России романовской династии. 
 
Многое было конфисковано и уничтожено. Но кое-что все-таки сохранилось, ходило по рукам. Мой экземпляр «Николая Палкина» был выпущен в 1906 году издательством «Обновление». 
 
Среди редкостных толстовских изданий моей коллекции послереволюционного периода – полный текст статьи «Не могу молчать! (О смертных казнях)», выпущенный в виде отдельного оттиска-прокламации в августе 1908 года в тульской подпольной типографии по рукописи, полученной из Ясной Поляны. Это произведение было написано Толстым в мае-июне 1908 года под впечатлением массовых казней, последовавших в след за поражением революции 1905-1907 годов. Начинается она с пересказа газетной хроники: 
«Семь смертных приговоров: два в Петербурге, один в Москве, два в Пензе, два в Риге. Четыре казни: две в Херсоне, одна в Вильне, одна в Одессе. И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы. И происходит это в России в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. 
Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год не перестающие казни. 
Беру нынешнюю газету…». 
 
Статья предназначалась для массового читателя, для российской и зарубежной печати, а также для тех, кто вершил в России суд, кто обрекал на смерть «людей, на доброте, трудолюбии, простоте которых только и держится русская жизнь», повинных лишь в том, что свой протест против царивших в стране порядков они выразили смело и открыто, в революционной борьбе. С огромным мастерством писателя-реалиста Толстой описывает в статье смертную казнь, ее подробности, а также то, как развращается казнями вся Россия, как превращается она в страну алчных убийц. 
 
Он не оправдывает революционеров, не говорит о том, что и они и правительство виноваты в равной мере. Он говорит правительству, что революционеры верят в свою правоту, а, следовательно, страдают в первую очередь не за дела, а за убеждения, «за требования самой первобытной справедливости всего русского земледельческого народа: уничтожение земельной собственности». Насилие, проявляемое правительством и оправдываемое как «единственное средство успокоения народа и погашение революции», не излечивает болезнь, «а только усиливает ее, загоняя внутрь».
 
 
Статья Л.Н. Толстого. «Не могу молчать! (О смертных казнях)», напечатанная в Туле в виде прокламации. 
 
Статью «Не могу молчать!» публикуют все ведущие газеты мира. В Германии она вышла сразу в 200 газетах! В России статья публикуется в отрывках, с оглядкой на лютующую цензуру. Но и в таком виде газеты нещадно штрафуются… 
 
Тульское нелегальное издание «Не могу молчать!» распространялось среди рабочих и интеллигенции города, растекалось по деревням, попадало в солдатские казармы, рассылалось в другие территории. Хранящийся у меня экземпляр когда-то был сложен вчетверо, возможно тоже для пересылки. 
 
Ко мне это редкостное издание попало от заядлого тульского книжника Михаила Андреевича Мосолова (1905-1983). Полвека своей жизни отдал он журналистской и редакционно-издательской работе. В 1920-е годы был первым редактором и поныне популярной тульской газеты «Молодой коммунар», затем трудился в местном, позднее Приокском, книжном издательстве. Имя его как редактора стоит на многих книгах о Толстом и Ясной Поляне, выпушенных в 50-60-годах прошлого века в Туле. Свою работу и свой край Михаил Андреевич любил самозабвенно, а собранная им краеведческая библиотека была одной из лучших в послевоенном городе. Часть книг и брошюр из этой библиотеки досталась мне, в том числе несколько прижизненных толстовских изданий. Другую часть приобрел известный тульский библиофил В.В. Пилипенко. Михаил Андреевич оставил мне, тогда еще молодому человеку, несколько письменных напутствий («от сердца к сердцу») относительно того как надо любить и собирать книги. Вручая прокламацию «Не могу молчать», Михаил Андреевич на отдельном листочке плотной бумаги написал: «Книгу надо не только любить. Ее надо изучать. И делиться знаниями с другими. Именно так Вы и поступаете. За это я Вас глубоко ценю и уважаю. В знак этого примите, дорогой Борис Константинович, этот скромный подарок в славный день Вашего рождения. М. Мосолов. 4.VII.78. Тула». Эти слова согревают меня многие годы.
 
 
М.А. Мосолов в своей библиотеке. Тула, 1977. Фото Б. Левицкого. Журнал «В мире книг». 
 
Преследования книг Толстого продолжались многие годы, вплоть до февраля 1917-го. Газеты и журналы предреволюционной России кишели сообщениями о запрещении распространения и арестах толстовских книг, их издателей, редакторов, распространителей. Снисхождения не было ни для кого, даже для тех, кто имел к этому весьма косвенное отношение. 
 
12 мая 1909 года газета «Тульская молва» сообщала, что распоряжением администрации начальник Сергиевской почтовой конторы Тульской губернии смещен в самую последнюю должность чиновника 5-го разряда за прием у секретаря гр. Л.Н. Толстого брошюры «Не убий», которую секретарь отправил бандеролью. Сам же Гусев привлечен к судебной ответственности. Позднее Гусев был осужден и выслан сроком на 2 года в Чердынь. 
 
В моей библиотеки хранится несколько годовых комплектов «Известий по литературе, наукам и библиографии книжных магазинов товарищества М.О. Вольф», весьма ценного и полезного справочного издания по литературе «серебряного века». Сведения о нелегальном Толстом, о цензурном преследовании сочинений писателя можно встретить практически в каждом номере. Вот краткие выписки из «Известий», несколько подредактированные мною для удобства чтения. 
 
В конце 1909 года судом Петербургской судебной палаты был приговорен к заключению в крепость на 1 год губернский секретарь Герциг за издание произведения Толстого «Царство божие внутри вас». Палата усмотрела в этом произведении Толстого оскорбление церкви, призыв к неплатежу податей и другие признаки преступлений, предусматриваемых 73 и 129 статьями уголовного уложения. Дело служилось при закрытых дверях. Защитниками обвиняемого выступали присяжные поверенные Н.Д. Соколов и Андроников. 
 
В том же году Московским комитетом по делам печати было возбуждено уголовное преследование по ст. 73 уголовного уложения издателя Балашова за издание брошюры Л. Толстого «О разуме и вере». Суд отклонил преследование т.к. издание это было арестовано в типографии полностью и распространению не подлежало. Само же издание суд признал подлежащим уничтожению. 
 
Среди привлеченных к суду за издание толстовских произведений был и сын писателя Лев Львович Толстой, издавший брошюру отца «Восстановление ада». Дело должно было слушаться в Петербургском окружном суде 5 декабря 1909 года, но заседание не состоялось, поскольку по халатности чиновников повестка на суд оказалась обвиняемому не врученной. Вскоре дело было закрыто в связи с отъездом Л.Л. Толстого за границу.