Поэт, переводчик и педагог Василий Жуковский

Василий Андреевич Жуковский - поэт, переводчик, литературный критик, педагог. Был учителем русского языка великой княгини, а затем императрицы Александры Фёдоровны и наставником цесаревича Александра Николаевича. Автор слов государственного гимна Российской империи «Боже, Царя храни!».

Василий Жуковский был уроженцем Тульской губернии, незаконнорожденным сыном местного барина Афанасия Ивановича Бунина и пленной турчанки Сальхи. После крещения она приняла имя Елизаветы Дементьевны Турчаниновой. Свою фамилию Василий Андреевич получил от Андрея Ивановича Жуковского, обедневшего дворянина, который жил здесь же, в имении. 

Метрическая книга Покровской церкви села Мишенского. Мелкий, небрежный почерк со скупой информацией разобрать очень трудно. Но именно эти «каракули» сотрудники архива имеют талант превратить в живую и увлекательную историю первых лет жизни Василия Жуковского.

Есть легенда, что один крестьянин села Мишенского, находящегося в трех верстах от Белева, собрался в маркетанты. Так называли мелких торговцев съестными припасами при армии. Отпрашиваясь у барина, он спросил: «Батюшка, Афанасий Иванович, какой мне привезти тебе гостинец, если посчастливится торг мой?».

- Привези мне, брат, хорошенькую турчаночку. А то жена моя совсем состарилась.

Ни подтвердить, ни опровергнуть эту историю невозможно. Но факт остается фактом. Через некоторое время в селе Мишенском в услужении у Буниных появились две турецкие девушки. Они были захвачены во время взятия крепости Бендеры в 1770 году.

Сальхе было всего 16 лет, но к этому времени она уже познала вдовство. Ее муж погиб при обороне крепости. Девушка сначала нянчила младших дочерей Афанасия Ивановича, потом ей доверили вести хозяйство. Далее - выделили флигель. А через некоторое время в него перебрался и хозяин.

Как в семье относились к этой ситуации? Сложно сказать. Историю нельзя разбирать с точки зрения современного человека. Что же касается Сальхи, то в ее представлении ситуация была совершенно нормальной. По сути, она стала второй женой, что в мусульманстве воспринимается как должное. Более того, она во всем подчинялась первой жене барина, и Мария Григорьевна даже стала крестной Сальхи, когда та принимала православие.

Бесспорно одно: 29 января (9 февраля) 1783 года «у дворовой вдовы Елизаветы Дементьевой родился незаконнорожденный сын Василий». Сальхе тогда уже было 38 лет.

Метрическая книга Покровской церкви села Мишенского (ГАТО)

Жизнь православного человека была тесно связана с церковью. Люди рождались, умирали, женились, каялись в грехах, все это фиксировалось в книгах. В советское время многое было уничтожено. И то, что в тульском архиве сохранилась исповедальная книга Покровской церкви села Мишенского, - это очень большая удача и ценность. И здесь у Василия уже появляется отчество – Андреевич. Существует расхожее мнение, что мальчика усыновил бедный дворянин Андрей Григорьевич Жуковский, но по закону того времени это было сделать невозможно. Однако он дал ему свое отчество и фамилию.

Законный наследник Буниных Иван умер «во цвете лет». Горе сломило Марию Григорьевну. Она заперлась у себя в комнате и практически не выходила. Тогда, как гласит семейная легенда, Елизавета (Сальха) вошла к ней с младенцем Васей и положила к ногам.

- Воспитаю, как своего, - сказала Мария Григорьевна.

И она сдержала свое обещание.

Мальчик рос хорошеньким, умненьким и быстро стал всеобщим любимцем. Перед смертью Афанасий Иванович обратился к дочерям: «Васеньку не бросайте».

Однако законодательство того времени очень жестко относилось к детям, рожденным вне официального брака. Чаще всего их записывали в крепостные. Термин «усыновление» появился только в XIX веке.

Как же Васю вывести в высший свет? Этим вопросом и занимались дочери Афанасия Ивановича, которые имели хорошие связи.

Формулярный список о службе адъютанта Василия Жуковского (ГАТО)

Дворянство можно было получить армейской службой. Но требовался такой документ, чтоб его невозможно было проверить. Так Василий Андреевич стал происходить из вольно определяющихся польских шляхтичей, и в его «биографии» даже появилось участие в военных походах 1868 – 69 годов. Правда Васе тогда было 5-6 лет. Понятно, что документ является фикцией или, как попросту говорится, липой. Но кто его подписал!

Заверил Светлейший князь Потемкин-Таврический, младший адъютант Михаила Никитича Кречетникова. Подпись скрывает потрясающую романтическую историю. Фавориткой первого генерал-губернатора Малороссии, Калужского, Тульского, Рязанского, Псковского и Тверского наместничеств Кречетникова была сводная сестра Васеньки, Наталья Афанасьевна Вельяминова (Бунина).  

Образование Василий Андреевич получал в Туле, сначала в частном пансионе, затем в тульском народном училище. В то время он жил в доме своей сестры Варвары Афанасьевны Юшковой. В ее доме часто проводились музыкальные вечера, читали стихи, произведения Карамзина, обсуждали театр, живопись. Это не могло сыграть роль в его становлении. Жуковскому было всего одиннадцать, когда она написал трагедию "Камилл, или Освобождение Рима".

Герб Юшковых (ГАТО)

После Тулы Жуковский отправился в Московский университетский благородный пансион и по возвращении оттуда всерьез занялся литературой и переводами. Среди его друзей в пансионате были Дмитрий Блудов, Дмитрий Дашков, Сергей Уваров, Александр и Андрей Тургеневы. Молодые люди создали в стенах пансиона свое литературное общество, названное Собранием воспитанников университетского Благородного пансиона. В соответствии с первым утвержденным уставом, Жуковский стал его председателем. Директор пансиона, И. П. Тургенев, не запрещал подобные занятия учеников.

В 1802 Жуковский познакомился с Карамзиным, увлекшись сентиментализмом. В «Вестнике Европы» было напечатано его «Сельское кладбище» — вольный перевод элегии английского сентименталиста Грея. Стихотворение обратило на себя всеобщее внимание. В следующем году появилась повесть «Вадим Новгородский», написанная в подражание историческим повестям Карамзина.

Как солнца за горой пленителен закат, -
Когда поля в тени, а рощи отдаленны
И в зеркале воды колеблющийся град
Багряным блеском озаренны…
Уж вечер… Облаков померкли края,
Последний луч на башнях умирает;
Последняя в реке блестящая струя
С потухшим небом угасает.
Все тихо: рощи спят; в окрестностях покой;
Простершись на траву под ивой наклоненной,
Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,
Поток, кустами осененный…

В.А. Жуковский
Из элегии «Вечер», май-июль 1806 года, г. Белев Тульской губернии.

Еще в 1797 году родные подарили Жуковскому старый дом в городе Белеве, в прекрасном живописном месте на берегу Оки, но мысль перестроить его возникает у Василия Андреевича уже в зрелом возрасте в 1804 году и окончательно реализовывается к декабрю 1805 года, когда он переезжает в свой новый дом с прекрасными видами из окон кабинета, устроенного по его усмотрению.

Но то ли многочисленные гости и родственники, съезжающиеся на затянувшееся новоселье, то ли смена привычного места жительства, то ли некоторая «неустроенность» личной жизни способствовали тому, что в первой половине 1806 года у В.А. Жуковского случился, как сказали бы сейчас, творческий кризис – он начинал одно произведение за другим, но до конца не завершал.

Все изменилось в самом конце мая этого же года. Вот как описывает это В.В. Афанасьев в своей биографической книге «Жуковский»: «Он спускался к Оке по крутому берегу – там, на склоне, была его любимая площадка между вишенными деревцами. Здесь он любил читать, сидя на траве. Невдалеке, выбегая из глубокого оврага, отделяющего древнюю крепость от Спасо-Преображенского монастыря, шумела речка Белевка, воды которой спешили в Оку. Вечером на куполах монастыря пылало закатное солнце. В ивняке у воды гремели соловьи… Здесь, под успокоительное журчание речных струй, стало складываться… Так начал он писать элегию «Вечер», одно из самых прекрасных произведений своей юности… Словно бы духом родной приокской природы овеяны в ней воспоминания о друзьях… думы о будущем… «Фантазия» вернулась! Проснулся «творящий гений» и стал подсказывать Жуковскому строки, где музыка и слово слились воедино… Около двух месяцев занимался он элегией…»

Это всего лишь эпизод из чрезвычайно насыщенной дальнейшей жизни Василия Андреевича Жуковского, но именно он вернул его к творчеству, а началом тому послужила элегия «Вечер», отразившая летние пейзажи Белева.

Тульский писатель В.Н. Шавырин в очерке «Завещание Жуковского» из книги «Муравский шлях» отмечает: «Что из того, что Жуковский родился зимой! Ведь он «летний» поэт. Среди времен года в стихах Жуковского преобладает лето. Его пейзажи белевских окрестностей – тоже летние, часто вечерние и спокойные». Именно летом проводятся традиционные ежегодные праздники Жуковского на его родине в Мишенском.

Поэтическая сила слова Жуковского стремительно возрастала и достигла своего расцвета в 1808—1812 годах. Ранние годы его творчества характеризуются постоянным творческим поиском, в котором он испытывал все многообразие форм и жанров. Жуковский писал оды, военно-патриотические гимны, басни, но основой его стихов оставалась элегия.

Участие в «Вестнике Европы», лучшем русском журнале 1-го десятилетия XIX века, знаменовало собой выдающийся этап его жизни и творчества. Занимая должность редактора, Жуковский всеми силами способствовал проникновению на страницы «Вестника» новейшего, то есть романтического стиля. Он писал множество критических статей, в которых подробно излагал и обосновывал свое видение политики журнала, необходимость равняться на европейское просвещение. Жуковский внимательным образом следил за литературной кухней и способствовал обновлению не только русской поэзии, но и прозы.

Фонд Тульской областной библиотеки

Знаменательным событием стало для Жуковского знакомство с лицеистом А. С. Пушкиным в сентябре 1815. Пять лет спустя, после окончания Пушкиным поэмы «Руслан и Людмила», Жуковский подарил молодому гению свой портрет с надписью: "Победителю-ученику от побежденного учителя". Их дружба закончилась только со смертью Пушкина.

В 1816 году Жуковский стал чтецом при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, годом позже был назначен учителем русского языка принцессы Шарлотты — будущей императрицы Александры Фёдоровны. Придворная карьера продолжилась в 1826 году, когда он занял должность воспитателя наследника престола, будущего императора Александра II. После совершеннолетия наследника Жуковский ушёл в отставку.

Последние годы жизни поэт провел в Германии. Каждый год Жуковский собирался вернуться в Россию, но умер, так и не сумев осуществить это намерение.

***

Василий Андреевич Жуковский и сестра его подруги-Поэзии - Живопись

«Жуковский, коего пиитическим изображениям природы мы удивлялись в его прекрасных стихах, недавно подружился с сестрою любимой своей подруги поэзии – живописью. Он издал 6 видов Павловска, срисованных им самим с натуры и прекрасно выгравированных в Дерпте… Все сия виды продаются, в особенной обертке, у господ книгопродавцев Сен-Флорана, Оленина и в бывшем магазине Плавильщикова», – сообщала газета «Московские ведомости» 23 февраля 1824 года.

Газета ошиблась: Василий Андреевич начал рисовать почти тогда же, когда и писать стихи. Еще учась в московском благородном пансионе при Московском университете, он освоил азы рисунка карандашом, тушью и сухими красками – это было тогда почти обязательным элементом дворянского образования. Но в младых летах Жуковский, как и многие сверстники, ограничивался «прикладной» тематикой – виньетками, набросками в альбомах. И только с годами ощутил вкус к серьезным сюжетам.

Начало новому для Жуковского направлению художественного творчества положили виды Швейцарии и Германии, зарисованные и выгравированные им во время первого заграничного путешествия. «Со вступления моего в Швейцарию открылась во мне болезнь рисования: я рисовал везде, где только мог присесть на свободе, и у меня теперь в кармане почти все озера Швейцарии, несколько долин и полдюжины высоких гор», – писал Василий Андреевич великой княгине Александре Федоровне.

«Путешествие сделало меня и рисовальщиком – я нарисовал… около 80 видов, которые сам выгравировал», – сообщал поэт в январе 1823 года родственнице и другу, детской писательнице и белевской помещице Анне Зонтаг (1786–1864).

С того времени альбом и карандаш становятся неизменными спутниками поэта в ближних поездках и дальних путешествиях – так сегодня мы берем с собой в дорогу фотоаппарат, чтобы запечатлеть увиденное, «законсервировать» впечатления. Но, в отличие от объектива, карандаш поэта наполняет рисунок глубоким чувством. Живописец прибавляет к тому, что дает природа, «еще то, что есть в его собственной душе!» – подчеркивал Жуковский в одном из писем. А его друг Петр Плетнев, поэт, критик и издатель журнала «Современник», отмечал: «Знатоки всегда удивлялись верности взгляда, умению выбирать точки, с которых он представляет предметы, и мастерству схватывать вещи характеристически в самых легких очерках».

Пыл, с каким Василий Андреевич отдавался рисованию и офорту, даже заставлял Плетнева опасаться, не повредят ли они его поэтической деятельности. Но сам Василий Андреевич признавался: для него «живопись и поэзия – родные сестры».

Постепенно Жуковский формировал собственный стиль рисовальщика. В его рисунках почти нет событий и движения, в них господствует неподвижное, необъятное и вечное пространство. Карандаш поэта крупно выделяет передний план по сравнению с дальним, вместе с тем варьируя толщину линий: очень четкие вблизи, по мере удаления изображаемых объектов они делаются все тоньше, становятся едва различимыми.

Жуковский предпочитал китайскую тушь и графитный карандаш, особенности которых лучше всего подходили для очерков, где главное изобразительное средство – контурная линия, и почти нет штриховки, светотеней. Творческое наследие поэта-рисовальщика – это огромное количество офортов, гравюр, литографий, более тысячи рисунков, сделанных во время поездок за границу и по России. Он издал ряд альбомов, которые хранятся в отделе эстампов Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге и являются библиографической редкостью. А сколько альбомов остались ненапечатанными?! Только в отделе рукописей Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина их четырнадцать.

Фонд Тульского музейного объединения

Некоторые рисунки становятся известны лишь в наше время, спустя многие десятилетия. Так, альбом с видами Крыма поступил в библиотеку Зимнего дворца еще в 1838 году, но был позабыт и обнаружился только в конце XX века. Время от времени исследователи находят листы, заполненные быстрыми очерками поэта во время путешествия с наследником престола великим князем Александром Николаевичем, наставником которого был Жуковский. По приказу царствующего отца цесаревича, императора Николая I, каждый участник путешествия вел «свой особый журнал» – путевой дневник. Шесть записных книжек заполнил в многотысячекилометровой дороге и Жуковский. Увы, эти работы также большей частью известны лишь библиотекарям и музейщикам.

Единственный очерк Жуковского, который наверняка хотя бы раз видел каждый из нас – «Пушкин на смертном одре». Василий Андреевич, неотлучно находившийся у постели смертельно раненого поэта, сделал этот рисунок в свой 54-й день рождения.

Осенью 1830 года в стенах императорской Академии художеств на берегу Невы публичное собрание после ознакомления с выставкой работ живописцев, скульпторов, архитекторов, граверов, мастеров прочих видов искусства заслушало трехлетний отчет Академии. Затем последовало «возведение знаменитых особ, равно как иностранных, так и отечественных известных художников и любителей», в почетные академические звания. По предложению президента Академии, историка, археолога, художника и государственного деятеля, члена Госсовета Алексея Оленина в почетные вольные общники был избран «русский писатель – поэт господин действительный статский советник Жуковский».

Василий Андреевич откликнулся на это признательным письмом «милостивому государю Алексею Николаевичу»: «Почитаю приятнейшим долгом изъяснить свою благодарность письменно, прося Ваше Высокопревосходительство быть за меня изъяснителем ее перед другими членами, коих благосклонное согласие на предложенное Вами избрание дало мне некоторое право почитать себя их товарищем. Естьли сие право может быть основано на любви к искусству, на усердном желании, чтобы успехи его, оживленные Академиею, более и более содействовали к образованию и славе любезного Отечества, наконец, на сердечном уважении к трудам наших знаменитых художников, составляющих славу нашей Академии, достойных уважения и благодарности России, заслуживающих одобрения всей Европы, то, конечно, я имею это право. Не менее того, честь, оказанную мне столь для меня неожиданно, приписываю благосклонности избравших меня и Вашей личной ко мне дружбе… она особенно меня радует, хотя и остаюсь уверенным, что я ничем не заслужил ее».

Воздавая дань скромности поэта, остается сожалеть о том, что большую часть его рисовального таланта нам еще только предстоит открыть для себя.