Великий спортсмен Евгений Гришин

Советский конькобежец и велогонщик, четырёхкратный олимпийский чемпион, двенадцатикратный рекордсмен мира. Заслуженный мастер спорта СССР (1952). Заслуженный тренер СССР (1973). Почётный гражданин города-героя Тулы.

Великий спортсмен родился 23 марта 1931 года в Туле. В конькобежный спорт Гришин пришел из велосипедного, на котором также был не на последних ролях и едва не отобрался в состав сборной страны по велотреку на Олимпиаду-1952 в Хельсинки. После 1952 года спортсмен решил сосредоточиться только на коньках и уже на Играх-1956 в итальянском Кортина-д-Ампеццо выиграл золотые медали на дистанциях 500 и 1500 метров. На Олимпиаде 1960 года в американском Скво-Вэлли ему удалось повторить свой двойной успех четырехлетней давности.

Жизнь Евгения Гришина – готовый сюжет для увлекательного кино. Даже придумывать ничего не надо. 

Коньки его детства

«Улицы Тулы тогда не чистили от снега, и, укатанные машинами и санями, подогретые оттепелями, мостовые представляли отличную основу для катания на коньках, – рассказывал Евгений Романович в своей книге «Такое не забывается». – Особенно преуспевал я в драке и цеплянии крючком за мчавшуюся машину. Здесь мне просто не было равных. А делалось это так. Стоишь на коньках, держа в руке длинный металлический крючок, к которому привязывалась такая же длинная и прочная веревка. Завидев машину, на определенном расстоянии начинаешь разгоняться. И вот в тот момент, когда машина обгоняет тебя, ты, пропуская ее, резким движением посылаешь вперед металлический крючок, вонзая его в деревянный борт кузова. Поскольку у тебя и у машины разные скорости, тебя с неимоверной силой бросает вперед. Чтобы удержаться на ногах, надо обладать незаурядным мастерством и крепкими руками и ногами».

Но вскоре коллекцию инвентаря для катания на грузовиках отобрал участковый милиционер, и привел Евгения в конькобежную секцию, к тренеру Якову Ивановичу Яковлеву. Секция располагалась рядом с домом – на стадионе «Зенит» в кремле. Летом здесь играли в футбол, а зимой заливали каток. Евгений Романович, выступая как-то в Туле, говорил, что из завоеванных четырех олимпийских золотых медалей две уж точно – заслуга Яковлева, научившего его тому, что потом долгие годы позволяло побеждать в соревнованиях любого ранга.

Спортивная карьера развивалась стремительно. Никому не известный Евгений Гришин с первой же попытки установил рекорд Советского Союза для юношей. Затем трижды улучшал рекорд СССР. Шестнадцатилетний парень из Тулы был включен в состав сборной Советского Союза, а профсоюз оружейного завода выкупил для Гришина конки Hagen Oslo, которые ему для соревнований одолжил известный тульский гонщик – Евгений Вялов. Это был невероятный шик! Мало на каких юношеских соревнованиях такими коньками кто-то мог похвастаться! На этих коньках и были завоеваны все главные награды Гришина. Сейчас они вернулись на родину и выставлены в Музее конькобежной славы Норвегии, именно в этой стране и купил когда-то легендарные коньки Вялов.

«Этим конькам за двадцать с лишним лет не изменил ни разу, – скажет в феврале 1976 года Евгений Романович. – Менял только лезвия – они стачивались».

Блатной мир

Все в судьбе послевоенного лихого подростка могло закончиться по другому. Еще пацанами ломанули с друзьями погреб у соседей, которые спекулировали продуктами на базаре. Срывали сумки у зажиточных, как они считали, покупателей на базаре. В четырнадцать лет Гришин получил срок по приговору суда – два года колонии условно. И, судя по рассказам, уже набирал авторитет у окрестной шпаны.

Но все же решил порвать с блатным миром, тем более, что и дела в спорте шли неплохо, но вся мирная его жизнь едва не оборвалась. Как-то, приехав домой после сборов, зашел к старому приятелю Веньке, живущему на той же улице Металлистов. Собралась компания. Там-то его, как спортсмена, и попросили залезть на склад универмага в подвальном помещении ФЗУ – того самого здания, которое расположено рядом с кремлем. Надо было пробраться через чердак, и фомкой сбивать замки в подвале. Отказаться помочь друзьям было совершенно невозможно.

Уже после того, как взломщик сделал свое дело, тревогу поднял сторож училища, который к тому же столкнулся с Гришиным лицом к лицу. Пришлось срочно бежать. Утром к Веньке-маэстро, где остался и Гришин, наведался участковый. Конечно же, Венька сказал, что всю ночь был дома и никуда не выходил. А Гришин – что только прибыл из Москвы и просто зашел к друзьям, поскольку живет здесь же, рядом.

«После некоторой паузы старшина совершенно спокойно сказал:

– Ты иди домой, а вы все собирайтесь со мной в отделение. Там разберемся, что с вами делать.

…Я ушел домой, а старшина отвел ребят в отделение милиции, где их поджидал тот малый, с которым я столкнулся через стекло. На просьбу капитана, который вел очную ставку-опознание, посмотреть внимательно, он, ни секунды не задумываясь, ответил:

– Нет, здесь его нет! У того орлиный нос и пронзительный взгляд. Тот настоящий жулик. А эти нет».

«Допропагандировался»

Поначалу все шло к тому, что Евгений Гришин будет все же трековым гонщиком. Тем более в Туле, где треком болел весь город. Хотя сам Гришин впервые сел на велосипед только в шестнадцатилетнем возрасте! И это несмотря на то, что его дядя Николай Дронов был мастером спорта по велогонкам, чемпионом РСФСР.

На первую в советской истории Олимпиаду в 1952 году в Хельсинки Евгений Романович поехал в качестве велогонщика. И с иронией потом заметил, что смотрел на все происходящее как зритель.

– По поводу той истории было много всяких версий, домыслов... А по-настоящему произошло вот что, – рассказывал он. – Перед отъездом на Олимпийские игры было указание ЦК партии выступать только на отечественном инвентаре. Неважно, велосипед это, или гребля, только на отечественном. Не дай бог, чтобы были какие-то импортные буквы. И нам заказали велосипеды на харьковском заводе. По специальному заказу, даже по размеру каждого были подогнаны. Я попробовал эту чудо-технику, ее поднять невозможно было. На одной из тренировок у меня оборвалась цепь, я и сам разбился напрочь, и машину разбил. К Олимпиаде, правда, восстановился, но ездил уже на своем велосипеде, а у меня была классная итальянская машина фирмы «Доницетти». Руководству доложили, что я единственный с импортным велосипедом. Вызвали на ковер, говорят: «Вы же знали указание Центрального комитета»... А у нас в сборной старший тренер тогда был Шелешнев, он объясняет: «Дело в том, что ему был заказан такой велосипед, но он переломился пополам». Тут встает зам председателя спорткомитета СССР и начинает мне рассказывать, что мы должны пропагандировать не только наш лучший социалистический строй, но и лучшую технику. Я не выдержал, снял рубашку, приспустил до колен штаны, говорю: «Вот, смотрите, я уже допропагандировался. Если вы хотите, садитесь на этот велосипед, и пропагандируйте». Представляете, каково тогда было такое заявить? Через пять минут прибежал ко мне человек, и говорит: «Собирай вещи, у тебя отходит на Выборг поезд».

В книге воспоминаний этот эпизод, правда, изложен несколько иначе, но примерно в том же духе. Несмотря на покровительство Василия Сталина, этот случай скорее всего не остался бы без последствий. Но чуть ли не на следующий день сборная СССР по футболу в драматичном матче проиграла югославам, и с этим преступлением уже не могло сравниться ничто. Отношения между СССР и Югославией в тот момент были весьма накаленными, и проигрыш футболистов посчитали политическим.

Волшебные слова

Исторический «хусим» почему-то в последнее время стали приписывать еще и Вячеславу Веденину. Между тем авторство этого легендарного заклинания принадлежит безусловно Гришину. Сам он правда ни в одной книге о нем не рассказывал, объясняя так: «Моего пятиклассного образования не хватило, чтобы цензурно обработать. А ругаться в книге матом, как это делают сейчас многие, я не могу. А в общем-то, это произошло очень интересно».

Вкратце история про «хусим» выглядит так. На чемпионате мира в Токио, в день, когда проходили соревнования, наступило потепление, температура чуть ли не ноль градусов, а Гришину как раз 500 метров бежать. Он вышел к старту, наклонился, лед пощупал, а тренер ему говорит: «Как лед, не слишком мягкий?» Наш гонщик в ответ слегка пожал плечами и сказал всего одну фразу. Рядом, как по заказу, стоял местный корреспондент. И вот в местной газете было написано: «Вышел стройный русский парень, дотронулся до льда, сказал волшебное слово «хусим» и победил».

Резонанс от этой статьи на родине, конечно, был сильный. Перед отлетом на Игры 1956 года в Мельбурн олимпийскую сборную СССР пригласили в ЦК комсомола. Долго говорили о том, что вы не просто спортсмены, а представители державы, государства Советский Союз, должны во всем быть образцом, и вести себя соответственно. Тут припомнили и Гришина. Строго предупредили: смотрите там, волшебных слов поменьше говорите…

Правда, сам Евгений Романович начисто отрицал, что дело было именно так. В его изложении история выглядела совсем по-другому:

– Я стартовал в первой паре на чемпионате мира в Японии. Местный судья на ломаном английском приглашает на старт. Но первый раз фальстарт делает, второй, третий… В конечном итоге, а я вспыльчивый, заводной, да и это все-таки чемпионат мира, поворачиваюсь к нему и говорю: «Ну ты, б… косоглазая, еще раз, и я тебя задушу! Конечно, он понять не мог, что я сказал, но после этого дал нормальный старт.

Через некоторое время, когда мы вернулись домой, у нас была встреча в МИДе. Им было интересно с нами поговорить, ведь Советский Союз тогда не имел дипломатических отношений с Японией. И вот Громыко, который тогда был министром иностранных дел, рассказал этот анекдот... Я, конечно, был поражен, как быстро распространяется информация. У наших стран ведь нет дипломатических отношений, а граница с Японией в двадцати тысячах километров от Москвы. Да еще все переиграли: Гришин сказал «хусим», побежал и выиграл. Кто, откуда придумал эту историю, я так до сих пор не могу сказать.

Скандал в полиции

Многолетний капитан конькобежной сборной СССР Евгений Гришин рассказывал также, как качал права в полиции за границей. Тоже весьма показательная во многих отношениях история.

«Кто-то из наших попытался вынести из магазина рубашки. Денег ведь нет, а из того, что лежит в магазинах свободно, многое хочется. В эти рубашки, оказывается, такая штучка была вделана: если ты не заплатил, она остается и «звонит» на выходе. Мы о подобном даже не слышали. В общем, попались. Поскольку я был руководителем делегации, должен был идти выручать. А как выручать? Я перед этим прилично выпивши был. Зайду, скажут: вот еще пьяница пришел. Мало того, что эти жулики, так еще и руководитель пьяница. Ну и я тогда зашел, открыв ногой дверь. Показал, что явился не просто упрашивать, а сказать, что это советские граждане и их срочно нужно освободить. А если вам нужен скандал, то обращайтесь к послу, он уже в курсе. У меня спросили мою фамилию и тут же закивали головами: как же, как же, знаем. И отпустили».

Заноза в сердце

Лозунгом большого спорта Гришин считал слова Горького: лучше ярко гореть, чем медленно тлеть.

Но после того, как в 1964 году Гришин стал всего лишь серебряным призером Олимпиады, спортивное руководство отреагировало своеобразно: «Гришин нас подвел». Так родилась версия, что его время уже прошло. Несмотря на то, что он продолжал показывать высокие результаты, на международные соревнования старались посылать более молодых. Не включили его и в состав олимпийской сборной, отправлявшейся в Гренобль. Причем, все вышло как в дурной мелодраме.

– Узнал я об этом не от тренеров, которые утверждали окончательный состав, а на хозяйственной базе в Лужниках, где команды, отбывающие на Игры, проходили экипировку. Когда подошла моя очередь получать форму, и я назвал свою фамилию, женщина, выдававшая форму, долго листала списки и, наконец, смущенно сказала, что меня в списках нет. Вы представить себе не можете, что я пережил в те минуты! Большего позора за всю свою жизнь я не испытывал! Я, перенесший за 37 лет, казалось бы, все: и боль ранений, и голод, и даже унижение перед фашистами. Но такую откровенную подлость мне пришлось пережить впервые. Мне казалось, все смотрят на меня осуждающе. Передо мной получал форму какой-то функционер: судя по его холеному виду, из работников ЦК партии или комсомола. И за мной стоял такой же тип, не имеющий никакого отношения к спорту. Но они были в списках и они спокойны – им не надо проходить отбор и не надо завоевывать на это право. О них уже позаботились.

Тем не менее, Гришин добился своего и получил возможность выступить в Гренобле. Однако уйти из большого спорта красиво не получилось. На Олимпиаде, показав третий результат, он был лучшим из советских гонщиков, но остался без медалей. Дорогу к медали вновь перешел американец Макдермотт, которому Гришин проиграл на предыдущей Олимпиаде. Стартуя уже по растаявшему льду, он показал второй результат. И расклад получился совсем обидный. Келлер – чемпион. Макдермотт и Томассен, показавшие одинаковое время – серебряные призеры. А поскольку призовая тройка была сформирована, бронзу не вручали никому. Но третье время на этой олимпиаде было у Гришина. Причем, по его ощущениям, это был его лучший по исполнению бег на всех Олимпиадах. Но – легкого перехода с высокогорного льда на искусственный, который был в Гренобле, не вышло.

Тот проигрыш так и остался обидной занозой в сердце.

— Когда спрашивают об олимпийских впечатлениях, все хотят услышать о какой-то необыкновенной победе. Все победы одинаково дороги. А самое-самое — это мой проигрыш в 1968 году в Гренобле. Проигрыш незаслуженный, не по моей вине. Ладно бы соперники показали фантастические результаты. Я бы тогда сказал: «Да, я готовился к одному, но здесь победить было трудно». Но по результатам из всех моих Олимпиад эта была самая слабая. Я все сделал для того, чтобы выиграть свою последнюю Олимпиаду. А тренеры, как ни странно это звучит, сделали все, чтобы я ее проиграл. Мои друзья объясняют это завистью. Ведь эти тренеры когда-то выступали вместе со мной. Они позже меня пришли в спорт и раньше ушли. Но это не простые спортсмены были, один — призер Олимпийских игр, другой — чемпион мира. То есть люди, знающие, насколько дорога каждая медаль. Но когда убрали Кудрявцева, к власти пришли Стенин и Орлов. Они считали, что все правильно делают, и не хотели считаться с мнением других. В частности, с моим мнением, хотя я в три раза опытнее их был.

Мировой рекорд важнее здоровья

Одной из причин того, что Гришин ушел из велоспорта, стало здоровье. На одну из тренировок велогонщиков приехала научно-медицинская бригада. После обследования, за две недели до первенства Советского Союза, они категорически запретили Гришину выступать. На этом он с велоспортом закончил.

Аритмию сердца, как считал Евгений Романович, он приобрел еще в юношестве, когда на соревнованиях в Ленинграде был заявлен в десяти видах программы – под своей и чужой фамилиями. Для молодого человека, которому и было-то пятнадцать лет, а организм уже истощен постоянным недоеданием, это стало непосильной нагрузкой. В последней дисциплине – прыжках в длину он разбежался, пытаясь оттолкнуться, но подкосились ноги. Гришин беспомощно упал на землю, не закончив серию прыжков. Вечером, перед сном, он впервые ощутил перебои сердца.

Но и для конькобежных соревнований медицинского разрешения Гришину так и не дали.

«Ни один академик не взял на себя смелость подписаться под тем, что я могу бегать. Все говорили: «Вам нельзя даже гимнастику делать». И никто до сих пор не может найти причины, почему я смог и дальше выступать на соревнованиях. С такими сердечно-сосудистыми нарушениями человека даже в армию не призывают. И уж тем более не рекомендуют тяжелого труда. Я же со штангой по двести килограммов приседал. Конечно, меня мучили сердечные перебои. Если я в медицинском кабинете пробегал пятнадцатисекундную пробу, то обязательно терял сознание. Меня приводили в чувство при помощи шприца. А через час на спринтерской дистанции устанавливал два мировых рекорда. Вот никто не мог понять. Ведь все то же самое, только не в кабинете, а на улице. На улице я сознание не теряю».

Для себя этот феномен он объяснял так:

«Просто я знал, что мировой рекорд важнее. Сознание всегда можно потерять. А вот потеряешь рекорд, его потом не вернешь. Это действительно необъяснимо. Мы с врачом сборной страны обошли кабинеты всех медицинских светил — и мировых, и периферийных. Меня осматривали профессора Алма-Аты, Свердловска, Иркутска. Но никто не взял на себя смелость подписать документ, разрешающий заниматься спортом. А когда решался вопрос в Центральном комитете партии, сколько мы должны завоевать медалей, чтобы выиграть в неофициальном командном зачете, учитывалась и моя медаль. И вторая еще на полуторке. Так и получилось потом. Председатель спорткомитета Союза Романов сказал тогда: «Мне не важно, со справкой он или без справки. Нам важна золотая медаль. Он должен ехать». И я поехал».

Автор Сергей Гусев.