«Крымский» роман Вересаева

Значительная часть русской интеллигенции, в первую очередь творческой, восприняла Октябрьскую революцию 1917 года как трагедию, событие, похоронившее культуру, нравственность и духовные основы русской жизни, поправшее права человека на убеждения и свободу. И чем дальше укреплялось государство пролетарской диктатуры, тем сильнее росло недоверие к нему. 

Происходящее в стране острой болью отзывалось в сердцах тех, кого было принято считать живой совестью России. Поведением узурпировавших власть большевиков были возмущены даже их недавние попутчики, такие как Максим Горький и Викентий Вересаев. Словно сговорившись, они тревожным набатом взывали к совести распоясавшейся толпы, призывая её прекратить самосуды, грабежи, насилие.  

Только отдельные оптимисты, генетически привыкшие к страданиям и гонениям в силу своей национальной принадлежности, не унывали и позволяли себе шутить, как шутил Всеволод Мейерхольд: «Посмотри, Тамарочка, в окошко – не кончилась ли советская власть?».

Но советская власть не кончалась. Она закрыла оппозиционные газеты, разогнала Учредительное собрание, стала подвергать арестам ни в чем не повинных людей. Маразм «новой жизни» крепчал, провозглашая лозунгом дня острую классовую борьбу даже в тихих переулках больших и малых городов. Интеллигенции надо было как-то жить-выживать, стараться не думать о добре и зле, утешать себя мыслью: «Революции – они все такие!». 

Писатель-прозаик и литературовед Викентий Викентьевич Вересаев (Смидович) сочувствовал социал-демократам, в том числе и большевикам, и даже часть своих литературных гонораров за всколыхнувшую Россию книгу «Записки врача» направлял на революционные цели. Но пришёл такой Октябрь 1917 года, которого писатель не ожидал. Если февральскую революцию он принял как должное, то октябрьский переворот произвёл на него, мягко выражаясь, впечатление не из приятных. 

В тягостной атмосфере первых месяцев революции Вересаев чувствовал себя неуютно, особенно в Москве. На рожон он не лез – не позволял возраст (перевалило за 50!), а подпевать большевикам в их беззаконии – не позволяла совесть. И не такой уж был он знаменитый и отчаянный, как Горький, Короленко или Иван Бунин, бросившие перчатку в лицо новой власти.

В сентябре 1918 года из голодной Москвы Вересаев вместе с супругой Марией Гермогеновной уезжает в Крым, в благословенную Киммерию, с надеждой отдохнуть и поправить здоровье. Еще в 1915 году они купил дачу в Коктебеле, недалеко от дома Максимилиана Волошина.

В то время Коктебель представлял из себя небольшую деревушку в 18 верстах от Феодосии. По одной из версий в переводе с крымско-татарского Коктебель – это «край голубых холмов». Постепенно, благодаря приезжим Коктебель приобрел статус дачного поселка и богемного курорта. Путеводитель 1914 года «Крым» указывал, что от Феодосии до Коктебеля можно было добраться по Судаковскому шоссе с казённой почтовой станции на почтовой карете, четырехместным экипажем или шестиместной линейкой, а более комфортно – на автомобиле.

Дачники – обеспеченные и не очень люди, стали селиться в Коктебели с конца XIX века. Особенно интенсивно – накануне Первой мировой войны и в начальные её годы преимущественно из столичных городов империи. Их интересовали в первую очередь участки у моря. Они строили здесь, в меру финансовых возможностей, роскошные виллы или скромные летние домики.

Среди дачников Коктебеля были известные люди России. Основателем курортного поселка Коктебель являлся крупный русский офтальмолог Эдуард Андреевич Юнге (1833-1898), поселившийся здесь в 1890 году и скупивший за бесценок большие земельные площади. Впоследствии распроданные дачникам под строительство дач.  Его имение состояло из комплекса зданий, центральным среди которых был жилой двухэтажный дом с большой верандой, обращенный в сторону моря. Дом располагался на искусственной горке, образовавшейся при рытье пруда. На этой же горке располагалась винодельня, имевшая несколько помещений. Из винодельни глубоко под землей шел коридор в бетонированный подвал, где в бочках хранилось вино, рядом находился большой каменный ледник.

Сын офтальмолога А. Э. Юнге стал известным виноделом. В 1913–1921 годах он построил в Коктебеле новый дом, известный как «Вилла Киммерия».

Одна из дач, например, принадлежала известной оперной певице, общественному деятелю и педагогу Марии Андриановне Дейши-Сионицкой (1859 –1932). Впервые она появилась в Коктебеле в 1901 году, а в 1912 году построила вблизи моря большую дачу – вилла «Адриана». Вересаев считал пожилую актрису «представительницей порядка, благовоспитанности, комильфотности и строжайшей нравственности».

В Коктебели тех лет было несколько «культурных мест». Одно из них – дача поэта, художника и искусствоведа Максимилиана Александровича Волошина (1877–1932). Она расположилась почти у самого берега и напоминала корабль. Второй этаж опоясывали легкие деревянные галереи, напоминавшие корабельные палубы.

В Коктебели прошли годы юности Волошина (они переехали сюда с матерью в 1893 году). Сюда он вернулся в 1907 году и жил подолгу в доме матери, строительство которого велось с 1903 по 1913 год. Дача Волошина располагалась поблизости от материнского дома.

«Дача Волошина создавалась именно стихийно, – вспоминает Вересаев. - Мать его отдавала комнаты дачникам и каждый год пристраивала новые комнатки. В глубине еще большой двухэтажный дом. В общем в даче было комнат двадцать пять. С приходом Советской власти путем больших хлопот, и собственных, и многочисленных его друзей, Волошину удалось спасти свою дачу от реквизиции. Он превратил ее в бесплатный Дом отдыха для писателей и художников, и в таком виде дача просуществовала до самой его смерти».

Здесь он начал писать цикл «Киммерийские сумерки», работал над монографическими статьями. 

Вокруг Волошина, постоянно вращалась многоликая компания талантливых молодых людей и экзальтированных поклонниц, местных и приезжих. Сами себя они называли «обормотами», что было недалеко от истины. На даче проходили поэтические вечера, розыгрыши, ставились пьесы. В гостях у Волошина бывали многие российские знаменитости. В мае 1911 года сюда приехала Марина Цветаева, а затем приезжала неоднократно. в Коктебеле Марина встретилась с Сергеем Эфроном, своим будущим мужем.

Дача Вересаевых располагалась на отлете, «на участках девятого квартала за шоссе».  Это было довольно скромное жилище, не рассчитанное на круглогодичное проживание. Однажды Вересаевым на дачу пришла наниматься в домработницы крестьянка из соседней деревни. Войдя в дом и придирчиво осмотрев его, она тут же отказалась от места, презрительно махнув рукой и сказав: «Беднота!»

Вересаев рассчитывал пробыть здесь всего три месяца, но прожили три года, до октября 1921-го. Вернуться в Москву, как планировалось, помешала начавшаяся гражданская война.

Слева направо: писатель Викентий Вересаев, поэт и художник Максимилиан Волошин, художник-пейзажист Константин Богаевский

Именно в этот свой приезд Вересаев подружился с Максимилианом Волошиным, которого называл «представителем озорства, попрания всех законов божеских и человеческих» и даже «лучшим из живущих ныне поэтов». Вересаева же Волошин называл не иначе как «Мой Плетнёв». Как известно, старший современник Пушкина, литературный критик, поэт, профессор и ректор Санкт-Петербургского университета Пётр Александрович Плетнёв был на протяжении многих лет верным и заботливым другом великого поэта, любовно следил за его успехами, берег от необдуманных поступков.

Ценя ум и образованность Волошина, Вересаев негативно воспринимал его модернистские наклонности и «непреодолимое влечение к парадоксам». Признавая Волошина и близких к нему литераторов-модернистов людьми исключительно образованными в области литературы, истории, философии, религии, искусствоведения, лингвистики, многие даже – в области естествознания», Вересаев  отмечал их изумительную наивность и нетвердость «в вопросах общественных, экономических и политических». «…Здесь их твердый и решительный шаг сменялся слабою колеблющейся походкой, и не стоило большого труда сбить их на землю».

Вересаев часто бывал и на даче Волошина, и в доме его матери Елены Оттобальдовны, которую и сын, и его друзья звали просто «Пра» – сокращенно от Прародительницы. Это была очень умная и начитанная женщина. Она много читала по-французски, любила Монтеня, Паскаля, даже Расина, но ценила и Андре Жида. Елена Оттобальдовна заложила основу прекрасно подобранной семейной библиотеки. У Волошиных Вересаев познакомился с сестрой Марины Цветаевой Анастасией. Впоследствии она вспоминала: «Впервые я увидела Вересаева – у Макса. Высокий плотный человек в потертом синем костюме. Ему понадобилась какая-то книга. Дружески поздоровались. Сквозь пенсне благожелательно, с сердечным вниманием смотрели его глаза на говорящего с ним. Мне показалось, что он похож на Чехова. Нет, сходства в чертах не было. Разве что в небольшой бородке. Позднее я поняла, в чем было дело: и тот и другой были и писатель, и врач, вот эта двойная внимательность к собеседнику – и врачебная, и писательская – роднила Вересаева с Чеховым».

Эпатажный и честолюбивый Волошин – грузный мужчина с крупной головой, покрытой буйной растительностью, которая поддерживалась ремешком или венком из полыни, с курчавой бородой, ходил в длинной рубахе, напоминавшей древнегреческий хитон, с голыми икрами и сандалиями на босу ногу. Вскоре в подобную одежду был вынужден облачиться и далеко не эпатажный и всегда серьёзный Вересаев. Как вспоминает Илья Эренбург, тоже оказавшийся в Крыму, московская одежда писателя быстро сносилась уже в первые месяцы вынужденного затворничества, и он подарил автору «Записок врача» ночную рубашку доктора Козинцева, привезённую им из Киева. В этом «странном предмете» Вересаев объезжал на велосипеде соседние деревни, где как врач оказывал помощь тифозным больным. За врачебную помощь крымчане платили ему яйцами или салом. Тем семья москвичей и жила.

В Коктебеле у Вересаева сложились довольно доверительные соседские отношения с другими невольными узниками революционной эпохи: братьями Юнге, писательницами Наталией Ивановной Панасеиной (1869–1930), автором увлекательных детских книг, и Поликсеной Сергеевной Соловьёвой (1867–1924), дочерью историка Сергея Михайловича Соловьёва и сестрой поэта и философа Владимира Соловьёва, так же писавшей стихи и прозу для детей.

Тёплые отношения сложились у Вересаева с отставным генерал-лейтенантом, историком и археологом Никандром Александровичем Марксом (1861–1921). Биографию этого человека можно назвать без преувеличения героической. По некоторым сведениям, дед Никандра Александровича, выпускник медицинского факультеты Берлинского университета занимался врачебной практиков. Он много странствовал по Европе и погиб вместе с женой во время чумной эпидемии на Балканах. Его сын Александр, оставшись сиротой, был подобран русскими солдатами, выучился и стал военным лекарем. В годы Крымской (Восточной) войны 1853-1856 годов он познакомился с девушкой из селения Отузы (ныне село Курортное), расположенного недалеко от Феодосии, из обеспеченной греческой семьи и женился на ней. Какое-то время супруги Маркс жили в Минской губернии. Здесь в 1861 году у них родился сын Никандр. С юности его готовили к карьере военного. Н. А. Маркс учился в Михайловской Воронежской военной гимназии, затем в Москве, в Александровском военном училище, которое окончил по первому разряду. В 1880 году, получив чин прапорщика, служил в Варшаве, в лейб-гвардии Волынском полку. Аналитический ум, аккуратность и исполнительность Н. А. Маркса, его разносторонние способности и интересы привлекли внимание военного начальства, нуждавшегося в грамотных офицерах. Последующие 14 лет службы прошли на Кавказе, сначала в канцелярии администрации, а с 1895 года – правителем канцелярии военно-окружного Совета Кавказского военного округа. В начале 1902 года после высочайшей аудиенции полковник Н. А. Маркс был назначен на генеральскую должность членом военно-окружного Совета Сибирского военного округа от Военного министерства. В апреле 1904 года последовало новое назначение. На сей раз в Московский военный округ, где в 1906 году ему вручили погоны генерал-майора. В июне 1914 года Н. А. Маркс выходит в отставку в чине генерал-лейтенанта. Но вскоре вновь призывается на службу и становится командующим прифронтового Одесского военного округа.

Занимая высокие военные должности, Н. А. Маркс всё свое свободное время посвящал историческим исследованиям. Ещё во время службы в Варшаве он в качестве вольного слушателя окончил исторический факультет университета, а в период службы в первопрестольной, в 1910 году, в Московском археологическом институте получил ученое звание профессора по кафедре палеографии. Областью научных интересов Н. А. Маркса было изучение учебных книг XVII века, истории войны 1812 года и легенд Крыма.

Н. А. Маркс сочувствовал революционному движению и в дни первой русской революции, и в 1917 году. В 1919 году, в период большевистского правления в Крыму был назначен комиссаром народного просвещения города Феодосии.

С приходом в Крым в 1919 году войск белогвардейского генерала Я. А. Слащёва, ставкой которого была выбрана Феодосия, Маркс был обвинён в сотрудничестве с красными и арестован. Приговором военно-полевого суда генерал-лейтенант Н. А. Маркс был лишен всех прав состояния и приговорён к каторжным работам сроком на 4 года. При конфирмации приговора Деникины Маркс был освобожден «от фактического отбытия наказания за старостью лет». После разгрома белой армии на Юге России Н. А. Маркс был назначен ректором Кубанского института народного образования, на базе которого впоследствии был создан Краснодарский государственный университет.

Близко знавший Никандра Александровича Вересаев так описывает его облик времен гражданской войны: «Невысокого роста, коренастый, довольно плотный. С огромной головой и густыми золотистыми спадающими волосами, как львиная грива. Крупные черты лица, выпуклые голубые глаза. Больше всего замечалось и сразу покоряла удивительная ласковость… со всеми он был одинаков, со всеми говорил с одинаковой внимательностью – и с трепещущим просителем, и со власть имущим. Редко я встречал среди лиц привилегированного класса такого глубокого, органического демократа, каким был этот генерал-лейтенант царских времен, бывший командующий войсками Одесского военного округа». 

Личность этого незаурядного человека интересна ещё и тем, что он стал прототипом одного из героев романа Вересаева «В тупике», писать который Вересаев начал в 1920 году Крыму, а закончил в 1922 году в Москве. Вересаев запечатлел его в образе профессора Дмитревского, дослужившегося в былые годы до высокого чина тайного советника, но сочувственно относившегося к революционным переменам в стране.

Действие романа разворачивается в Коктебеле, где в горниле гражданской войны, белого и красного террора, «осатаневшего» в братоубийственной кровавой драке народа переплетаются и ломаются судьбы представителей трудовой российской интеллигенции. В центре романа – семейство земского врача, «постоянного участника Пироговских съездов» Ивана Ильича Сартанова высокого, худого, седовласого старика. Выйдя на покой, он поселился вместе с женой и дочерью в тихом и уютном уголке Крыма, в маленьком доме под черепичной крышей и с зелёными ставнями. Революция и гражданская война со всеми вытекающими последствиями ворвались в его жизнь неожиданно. Всё переменилось в жизни Сартановых, всех обитателей дачного посёлка: то белые, то красные, то махновцы. Не проходит дня, что кого-то не убили, кого-то не подожгли, кого-то не ограбили. Не жизнь, а калейдоскоп событий, одно другого тягостнее. Вся жизнь жителей дачной местность в постоянном страхе за родных и близких: голод, болезни, комендатуры, контрразведка, аресты... 

Иван Ильич вообще ничего не понимает в развернувшейся исторической драме. Его дочь Катя, убеждённая меньшевичка, тоже в растерянности. Есть у Сартановых и вторая дочь Вера. Вместе с двоюродным братом Леонидом Сартановым-Седым они убеждённые коммунисты. Идеология вносит разлад в семейные отношения, ещё более отягощая положение семьи.

Нелегко живётся в дачном посёлке и семейству Дмитревских. Супруги переживают за судьбу своего сына Дмитрия, офицера Добровольческой армии. Во время неожиданного появления в дачном посёлке между Дмитрием и Катей Сартановой вспыхивает любовь, разбившаяся на идейной почве.

Советская власть доверяет профессору Дмитревскому и поручает ему возглавить Отдел народного образования – «Отнаробраз». На этом поприще проявились ярко проявились деловые качества профессора, его умение подбирать людей, реформировать школьную сеть с учётом передовых педагогических требований. С приходом белых Дмитревского арестовывают. Катя, работавшая под руководством Дмитревского, отчаянно пытается его спасти.

Наряду с главными героями в романе широко представлены окружавшие их люди – ловкий приспособленец Белозёров, бывший солист императорских театров, превратившийся в спекулянта, не бедствовавшее среди всеобщей разрухи семейство Агаповых, княгиня Андожская, Ульяша, Ханов и другие.

Роману предпослан эпиграф из дантовского «Ада», раскрывающий дух и смысл происходящего в романе:

И ангелы в толпе презренной этой

Замешаны. В великой той борьбе,

Какую вел господь со князем скверны,

Они остались – сами по себе.

На бога не восстали, но и верны

Ему не пребывали. Небо их

Отринуло, и ад не принял серный,

Не видя чести для себя в таких.

Через подобные испытания прошла и семья Вересаева. Описывая свою жизнь в Крыму, писатель отмечал в «Автобиографической справке»: «За это время Крым несколько раз переходил из рук в руки, пришлось пережить много тяжёлого, шесть раз был ограблен; больной испанкой, с температурою в 40 градусов, полчаса лежал под револьвером пьяного красноармейца, через два дня расстрелянного; арестовывался белыми; болел цингой».

Если роман  «В тупике», несмотря на его художественные достоинства, грустен и пессимистичен, то два других произведения Вересаева тех лет – драма в девяти картинах «В священном лесу», написанная в последние месяцы 1918 года и рассказ «Состязание» (1919)  наполнены оптимизмом.

В первом номере альманаха «К искусству!» (Феодосия, август 1919 года) был опубликован один из лучших рассказов Вересаева «Состязание», написанный им в Коктебеле. Очень добрая и поучительная сказка «Состязание» посвящена вечной теме мирового искусства – красоте. Своему читателю, как совсем юному, так и уже пожившему взрослому человеку, автор дает нравственный урок отношения к красоте, показывает – что есть красота для человека.

В апреле 1919 года, когда в Крым ненадолго вернулась советская власть, Вересаев был избран членом коллегии феодосийского отдела народного образования, где заведовал секцией литературы и искусства. Для работы в репертуарной комиссии он пригласил Волошина.

С окончательным освобождение Крыма от белогвардейцев в Феодосии был открыт Народный университет. В. В. Вересаев был назначен его ректором, должность проректора была предложена недавнему выпускнику историко-филологического факультета Харьковского университета Дмитрию Дмитриевичу Благому, впоследствии академику  АН СССР, известнейшему советскому литературоведу, пушкинисту и историку литературы.

Разместился Народный университет во втором этаже старинного дома по Итальянской улице. По воспоминаниям современников вход в университет был открыт для всех. Длинный зал салатного цвета с потемневшим лепным потолком был переполнен слушателями в шинелях и гимнастерках с красноармейскими шлемами на коленях. Открылся Народный университет лекцией Максимилиана Волошина, блестяще прочитавшего здесь курс лекций по истории искусства Италии и Голландии.

В последние месяцы крымской жизни Вересаев не только руководил университетом, но и активно работал в совете созданного постановлением Крымского ревкома комитета помощи голодающим Поволжья. И это при том, что сам он в то время голодал и болел цингой. В этих нечеловеческих условиях Вересаев находил сила и для занятий литературной работой. Были написаны первые главы романа «В тупике», велась работа над книгой, состоящей из трех циклов: «Невыдуманные рассказы о прошлом», «Литературные воспоминания», «Записка для себя».

Поздней осенью 1921 года наконец-то выпала возможность вернуться в Москву. Здесь Вересаеву предложили должность в литературной подсекции Государственного учёного совета Наркомпроса. Параллельно писатель трудился редактором художественного отдела журнала «Красная новь» и членом редколлегии альманаха «Наши дни». В ноябре 1925 года Вересаева избрали председателем Всероссийского союза писателей. Однако активно проявить себя на этом поприще Вересаеву не удалось. Распоряжением властей писательская организация «попутчиков» вскоре была закрыта.

Все эти годы Вересаев необычайно переживал за судьбу своего крымского детища, его прохождение через большевистскую цензуру. Первоначально роман печатался в отрывках. Первая публикация состоялась в 1922 году в издававшемся в Симферополе «Южном альманахе» (Кн. 1). В том же году последовала публикация в журнале «Красная новь» (№№ 4,5), в 1923 году отрывок из романа опубликовал журнал «Петроград» (№ 1), в 1924 году с отрывком из романа познакомились читатели грозненского журнала «На вахте» (№ 6) и киевского сборника «Революционная проза» (№ 1). Полностью роман увидел свет в издававшихся в Москве литературно-художественных сборниках «Недра» – 1 и 2 кн. за 1923 год и 3 кн., вышедшей в 1924 году.

История публикации этого произведения – одного из первых романов о революции и гражданской войне, необычна. Публикация стала возможной лишь благодаря представившемуся писателю случаю лично познакомить с наиболее острыми эпизодами романа высшее партийно-советское руководство. Произошло это в 1922 году на вечеринке в кремлёвской квартире Л.Б. Каменева (в то время председателя Моссовета и заместителя председателя Совнаркома и Совета труда и обороны), живописно описанной Вересаевым в «Воспоминаниях».

Участники вечеринки отнеслись к Вересаеву и его произведению снисходительно. Несмотря на это, желавшие быть ещё более твёрдокаменными большевиками, чем руководители страны, литературные критики оценили роман «В тупике» негативно, констатировав при этом: «…идеями большевизма Вересаев в полной мере так и не проникся». В адрес писателя сыпались обвинения в том, что роман не содержит больших художественных обобщений, что он архаичен и не выходит за жанровые рамки литературы рубежа столетий. В эмиграции, как сообщал Вересаеву летом 1925 года в письме из Сорренто Горький, «эту книгу хвалили за ее “контрреволюционность”». Выражая личное отношение к книге и её автору, Горький писал: «…мне она дорога ее внутренней правдой, большим вопросом, который Вы поставили перед людьми так задушевно и так мужественно. Хороший Вы человек, Викентий Викентьевич, уж разрешите мне сказать это. И когда люди Вашего типа вымрут в России, а они ведь должны вымереть и скоро уже, – лишится Русь значительной части духовной красоты, силы и оригинальности своей. Лишится. И не скоро наживёт подобных».

С 1924 по 1931 года роман «В тупике» неоднократно печатался ведущими издательствами страны. Правда, последнее издание было сильно подрезано цензурой. С тех под роман не издавался более полувека. Но ещё более печальное обстоятельство заключалось в том, что в начале 1930-х годов все выпуски романа были изъяты из библиотек и переданы в спецхран. Такая же судьба постигла и другое произведение Вересаева, написанный в 1933 году роман «Сёстры».

Вересаев стойко переносил и цензурный беспредел, и открытую травлю своих произведений стелившихся перед властями критиков. Он активно занимался просветительством, общался с творческой молодёжью. И конечно не терял связей с Коктебелем. Он приезжал сюда в 1925, 1926 и 1929 годах. Многие годы он поддерживал дружеские отношения с Волошиным, принимал участие в его судьбе. Вересаев, как отмечает в комментариях к очерку «Коктебель» исследователь творчества писателя Ю. У. Фохт-Бабушкин, стал литературным представителем Волошина в Москве. Многие произведения Велошина появились в печати лишь благодаря стараниям Вересаева.

Нельзя не упомянуть и о многолетней дружбе Вересаева с киммерийцем Александром Грином.

Вересаеву было чем заняться и в литературном плане. Когда творчество Вересаева-беллетриста стесняли внешние обстоятельства, он умело обходил преграды, занимаясь тем, что не подлежало цензурным запретам.

Основной темой творчества Вересаева-прозаика на протяжении многих лет были духовные искания русской демократической интеллигенции: вечно метавшейся, во всем сомневавшейся, жаждущей света, но слабохарактерной и в массе своей нерешительной. Но и вопросы литературоведения, философского осмысления художественного слова и светлых начал жизни не были для него чужими. Не случайно, одним из самых дорогих произведений в своём творчестве писатель считал критико-философскую работу «Живая жизнь». Она состояла из двух частей. В первой, вышедшей в 1910 году, Вересаев глубоко погрузился в размышления о Достоевском («Человек проклят») и Льве Толстом («Да здравствует весь мир!»). Во второй, «Аполлон и Дионис», которая увидела свет в 1914 году, углубился в философские раздумья над сочинениями Фридриха Ницше. В этом сочинении, написанном в чаду реакции, Вересаев бросил решительный вызов пессимизму, в который впало русское образованное общество в результате поражения революции 1905 года, повальному увлечению декадентством, мистикой и особенно ницшеанством с его пропагандой звериного инстинкта в человеке. Книга подводила читателя к мысли о том, что жизнь и счастье на земле – не ложь и не обманчивый призрак, а объективная реальность.

Уходя от советской цензуры, не менее щепетильной и придирчивой, чем цензура царская, Вересаев пришёл… к Пушкину, создав новый в российской литературе жанр биографического монтажа. В этом жанре созданы его замечательные книги «Пушкин в жизни» и «Спутники Пушкина», а также книга «Гоголь в жизни».

Литература:

Вересаев В. В. В тупике. Сестры: романы / Предисл. Вл. Лидина; послеслов. И примеч. В. Нольде, Е. Зайончковского. М.: Кн. палата, 1990. 400 с. (Из архива печати).

Вересаев В. Коктебель // Вересаев В. Собр. соч. в пяти т. М.: Правда, 1961. С. 462-471.

Вересаев В. Коктебель. О Н. А. Марксе // Вересаев В. В. Невыдуманные рассказы о прошлом. М.: Правда, 1984. С. 489-504.

Волошин М. А. Собрание сочинений: очерки, эссе. Т. 7. Кн. 2 Дневники 1891– 1932 Автобиографии, Анкеты, Воспоминания / М. А. Волошин. Общ. ред.

В. П. Купченко, А. В. Лавров, Р. П. Хрулева, сост., подгот. текста, коммент.

В. П. Купченко, Р. П. Хрулева, худ. В. Н. Сергутин. М.: Эллис Лак 2000, 2008.

Ковтун Л. «Есть жизнь, есть радость и сила...» (В. Вересаев и А. Грин) // Победа. 5 мая1992 г. С. 2.
Купченко В. Киммерийские этюды. события. Люди. Памятники / Сост. и вступ. слово Д. Лосева. Феодосия: Издательский дом «Коктебель», 1998. 176 с.
Лихотворик Р. Вересаев в Коктебеле и Феодосии // Победа.
Ложко В. Ф. В. В. Вересаев. Смелость быть собой // Серебряная память Коктебеля: очерки, эссе / В. Ф. Ложко, Л. В. Храмкова. Симферополь: НАТА, С. 107-131, фото.
Миндлин Эм. Необыкновенные собеседники. Литературные воспоминания. Изд. второе, испр. и доп. М.: Сов. писатель, 1979. С. 7–107.

Титова С. Их соединила жизнь в искусстве: А. Грин и В. Вересаев // Кафа. № 9. 6 февр. С. 4
Фохт-Бабушкин Ю. В. В. Вересаев – легенды и реальность: вступ. статья // Вересаев В. Соч. в четырех т. Т. 1. М.: Правда, 1990. С. 3–33.

Цветаева А. У художника Хрустачева. Мастерская Волошина. Вересаев // Воспоминания. М.: Советский писатель, 1974. С. 461– 468.

Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Воспоминания в трех т. Т. 1 Кн. 2. М.: Советский писатель, 1990 – С. 301-306. (И. Г. Эренбург. Собр. соч. в 9-ти томах, т. 8, М., 1966, с. 306, 307).