В усадьбе Долгоруковых-Бобринских. Тайна комнаты на первом этаже

«В этой комнате жил граф Алексей Васильевич Бобринский. Неожиданное решение. Обычно первый этаж имел сугубо утилитарное назначение. Жилые покои традиционно располагались на третьем этаже. Там были спальня хозяина, хозяйки, детские комнаты, девичья», - рассказывает экскурсовод в московской усадьбе Долгоруковых-Бобринских.

«Неожиданное решение…» Для посетителя - да. Но для него, правнука императрицы Екатерины II, носителя громкой фамилии и тихого горя, это был не выбор, а необходимость. Бегство. От парадных залов, от пустоты - от всего того, что составляло ритм нормальной, счастливой семейной жизни, которой у него было так мало.

Граф Алексей Васильевич Бобринский появился свет появился 13 сентября 1831 года. Родители его жили врозь, воспитывался матерью Софьей Прокофьевной Соковниной.

Как отмечали современники, Алексей Васильевич сочетал в себе коренную русскую основательность с утонченностью европейца. Его ум ценили в Государственной канцелярии, его авторитет как председателя собраний был непререкаем, его назначение членом Государственного совета в день коронации Александра III стало закономерным признанием заслуг. Успешный государственный муж, блестящая карьера. Но жизнь его делилась на «до» и «после», а разделяла эти эпохи бездна отчаяния, в которую он смотрел дважды.

Весну 1855-го судьба выписывала золотом и лазурью. Ему двадцать четыре, в руках - вся жизнь, а рядом - очаровательная Катенька Львова, его юная княжна. Свадебное путешествие в Европу должно была стать началом их длинного, счастливого пути. Но в каналах прекрасной Венеции отразилось не будущее, а конец. Внезапная смерть молодой жены оборвала всё, оставив лишь холодный мрамор надгробия в Донском монастыре. Он вернулся в Москву другим - с душой, вымерзшей до самого дна.

И лишь через четыре года, сквозь ледяную корку скорби, пробился робкий луч. Софья. Дочь декабриста, семнадцатилетнее воплощение русской прелести и духовной стойкости. В ней была та самая «простота и ясность», светлая кротость и несгибаемая твердость духа. И он снова поверил. Снова пошел под венец. Хрупкое счастье крепло, обрело голоса детей: вот первенец Василий… но ему не суждено было прожить и года. Однако уже билась под сердцем Софьи новая жизнь - сын Алексей, будущий наследник. Потом Владимир, Екатерина… Казалось, буря миновала, дом наполнен смехом и будущим.

Но судьба, дав передышку, нанесла свой самый сокрушительный удар. Софья угасла, не дожив и до тридцати. И снова - тихий двор Донского монастыря и еще одна свежая плита.

В сорок лет для Алексея Васильевича Бобринского жизнь кончилась. Балы, салоны и светский шум казались чужим, бессмысленным спектаклем. Его душа, пережившая два крушения, искала прибежища этих полутемных комнатах первого этажа. Здесь, среди кип книг, в сумраке, который не рассеивали даже летние дни, Алексей Бобринский строил свою последнюю крепость.

Он не замечал духоты, не открывал окон, не глядел на улицу. В этой добровольной келье, среди научных трудов и хозяйственных отчетов по тульским имениям, он хоронил себя заживо, чтобы больше никогда не слышать эха потерянных голосов, не видеть призраков утраченных улыбок. Успешный граф, государственный деятель, правнук императрицы - все это осталось там, наверху.

А здесь, внизу, жил просто человек, для которого единственной реальностью стали воспоминания. Любви он больше не искал, занимался общественно-научной деятельностью и делами большого хозяйства в Тульской губернии.

Продолжение следует